Сталин против Гитлера: поэт против художника - Сергей Владимирович Кормилицын

двух фронтов»»[122]. «Могу твердо сказать, – писал Георгий Жуков, – что Сталин владел основными принципами организации фронтовых операций, операций групп фронтов и руководил ими со знанием дела, хорошо разбирался в больших стратегических вопросах. Эти его способности как Верховного Главнокомандующего особенно раскрылись начиная со Сталинградской битвы. В руководстве вооруженной борьбой в целом И. В. Сталину помогали его природный ум, опыт политического руководства, богатая интуиция, широкая осведомленность. Он умел найти главное звено в стратегической обстановке и, ухватившись за него, оказать противодействие врагу, провести ту или иную крупную наступательную операцию. Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим»[123].

Василевский Александр Михайлович (1895–1977), советский военачальник, маршал Советского Союза (1943), дважды Герой Советского Союза (1944, 1945). В Великую Отечественную войну – заместитель начальника, с июня 1942 года – начальник Генштаба. В 1942–1944 годах координировал действия ряда фронтов в крупных операциях. В 1945 году – командующий 3-м Белорусским фронтом, затем главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке при разгроме японской Квантунской армии. С 1946 года начальник Генштаба. В 1949–1953 годах – министр Вооруженных Сил (военный министр) СССР, в 1953–1957 годах – первый заместитель и заместитель министра обороны СССР.

Впрочем, что там Главнокомандующим. Теперь, когда кризис миновал, его интересовало решительно все, что можно было бы применить для победы. Казалось, что вернулся тот молодой грузин Джугашвили, что с нуля сумел выстроить оборону Царицына. Вячеслав Молотов вспоминал: «Во время финской войны Сталину привезли новый пулемет на полозьях. Сталин лазил по ковру с этим пулеметом, нашел несколько недостатков – с большим знанием дела. У Сталина была поразительная работоспособность. То, что ему нужно было, он досконально знал и следил. И смотрел не в одну сторону, а во все стороны. Это политически важно было, скажем, авиация – так авиация, пушки – так пушки, танк – так танк, положение в Сибири – так положение в Сибири, политика Англии – так политика Англии»[124]. Или вот еще воспоминание: «Сталин имел большие познания в техническом оснащении самолетов. Бывало, соберет профессуру поодиночке, разберется во всех тонкостях, потом на совещании как начнет пулять тончайшими вопросами – мы все рты поразеваем от удивления»[125]. А ведь это говорит Алексей Байдуков – профессиональный летчик. Попробуй удиви такого знанием предмета! Вторит им и маршал Баграмян: «В тот памятный вечер, оставивший у меня неизгладимое впечатление, И. В. Сталин не раз по ходу доклада и в процессе его обсуждения также разъяснял нам, как наилучшим образом использовать боевые свойства пехоты, танков, авиации в предстоящих летних операциях Красной Армии./…/Из Кремля я вернулся весь во власти новых впечатлений. Я понял, что во главе наших Вооруженных Сил стоит не только выдающийся политический деятель современности, но также и хорошо подготовленный в вопросах военной теории и практики военачальник»[126]. Интересно, не правда ли? Как подменили вождя!

В не меньшей степени интересовался он и положением на фронтах. Настолько, что порядка десятка раз за войну выбирался в район боевых действий. Вот описание одной такой поездки: «Ехал Сталин ночью в первых числах августа 1943 году Второго был он в Гжатске. Затем на простых автомашинах переправился по оврагам и речкам в Юхново к генералу Соколовскому и Булганину. Там был при штабе фронта госпиталь для тяжелораненых. Сталин посетил этот госпиталь. Там были на лечении красноармейцы без рук, без ног. Сталин ознакомился с ранеными и произнес как бы сам себе: «Это и есть война со всеми бедами, которые терпит русский народ». Вскоре Сталин там почувствовал себя плохо. Хотели вызвать врача, но Сталин отказался от медпомощи. Впереди был город Ржев и контрнаступление наших войск. Надо было освобождать Смоленск и другие ворота на Москву. 4 августа 1943 году/…/поехали на станцию Мителево. Перед нами стоял спецпоезд. Огня в нем и тепла нет. Сталин/…/зашел в вагон. Спросил: «Из обслуги кто-либо есть в вагонах?» Молниеносно перед Сталиным вырос, как из-под земли, бравый старик с казацкими усами и с бородой, расчесанной надвое. Старик оцепенел, представ перед Сталиным. Он взял руку под козырек и вытянулся в струнку. Сталин: «Как с освещением в вагоне?» Старик: «Товарищ Сталин, будет освещение». Сталин: «А как с теплом в вагоне?» Старик: «Будет сию минуту тепло». Старик, очевидно, это был старший проводник, продолжал стоять перед Сталиным навытяжку, держа руку под козырек. Сталин спокойно подошел, взял руку служаки от козырька, опустил ее и заметил: «Зачем так много чести для нас?» Старика точно ветром сдуло. Сразу появились электросвет и тепло»[127].

Ну и разумеется, на отношениях Сталина с окружающими перелом в войне сказался наилучшим образом. «После того как советские войска освободили Минск, Сталин был в прекрасном, приподнятом настроении, – вспоминал Александр Василевский. – Как-то в один из вечеров он пригласил к себе на квартиру группу военачальников, чтобы отметить такое большое событие. На прием к И. В. Сталину С. М. Буденный пришел с баяном, и это создало непринужденную праздничную обстановку. Сталин первым положил начало откровенности и дружественности в отношениях между присутствующими. Произносились тосты, пели, кое-кто плясал. Сталин с удовольствием смотрел на пляшущих, подбадривал, а потом всех обнимал и некоторых даже целовал. За время неудач советских войск он много выстрадал, сейчас же был глубоко удовлетворен ходом военных действий на фронтах и не хотел скрывать своих чувств»[128].

На самом деле просто удивительно, как ему удалось переломить себя, преодолеть личный кризис, неуверенность в себе. Человека с менее твердым характером такая ситуация повергла бы в прах, а Сталин – гляди-ка! – сумел подняться и выправить ситуацию. Это, пожалуй, то проявление личности, которым впору восхищаться!

Одним из проявлений «волшебных» умений организатора стало и взаимодействие с союзниками. Сталину удалось выстроить систему отношений таким образом, что его партнеры по переговорам негласно признавали его старшинство. «Меня, аристократа, как пружина поднимала с кресла, когда в зал заходил Сталин. Мало того, я вставал навытяжку, как ученик, и держал руки по швам», – вспоминал впоследствии Уинстон Черчилль. Как следствие, предложения Сталина звучали подчас как требования, но при этом не «коробили» союзников – этот тон воспринимался как должное. И авторитет Советского Союза поднялся на недосягаемый прежде уровень. Теперь западные державы видели перед собой не просто «страну революционеров», а истинную империю – сильную, несмотря на удары войны, и опасную. И, пожалуй, лучшую характеристику ему оставил все тот же Черчилль: «Большим счастьем было для России, что в годы тяжелейших испытаний страну возглавил гений и непоколебимый полководец Сталин. Он был самой выдающейся