Сталин против Гитлера: поэт против художника - Сергей Владимирович Кормилицын

речь идет именно о немецком народе. Всем остальным, оказавшимся на пути его развития, намеченном Гитлером, пришлось тяжело. Их ожидало если не уничтожение, то, по крайней мере, участь населения второго сорта, призванного обслуживать хозяев мира – немцев. Забавную роль тут сыграл романтизм Гитлера, его увлечение средневековьем. Вот, что пишет об этом Фриц Шмидт, один из сотрудников Министерства народного просвещения и пропаганды: «Мы видим гитлеровскую систему господства погрузившейся на 1000 лет в прошлое, в средневековую феодальную систему с ее всесильными ленными владельцами и несвободными крестьянами, в этот мир особых прав и привилегий, застывшего сословного деления». Именно так должен был выглядеть мир по Гитлеру: немцы – сеньоры, остальные – сервы.

Оставив многие вопросы своим соратникам, Гитлер отнюдь не исчезает с горизонта. Напротив, он старается как можно чаще появляться на публике, демонстрировать свое участие в восстановлении Германии. Лично кидает лопатой песок на строительстве автобанов, появляется на митингах, чтобы все могли увидеть его, а счастливчики – даже прикоснуться. Но эти действия скорее символические. Они должны демонстрировать близость власти к народу. В этом – различие того, что наполняло жизнь Гитлера до прихода к власти и после. До – он был деятельным политиком, непосредственно участвовавшим в штурме власти. После – стал символом этой власти, персонажем, с каждым годом все более виртуальным. Каждое его движение, каждое проявление становилось, вольно или невольно, демонстрацией, работой на имидж. Вот, например, описание прогулки Гитлера, оставленное Альбертом Шпеером: «Последний участок пути нам пришлось прокладывать, преодолевая толпу многочисленных туристов, которых выманила из-под крыши хорошая погода. Странным образом все эти люди поначалу не узнавали Гитлера в его баварском национальном костюме, поскольку никто и подумать не мог, что Гитлер тоже гуляет, как и прочие. Лишь недалеко от цели нашего похода – трактира «Шифмайстер» – накатила волна восторженных поклонников, которые задним числом осознавали, кого они только что встретили по дороге, и следовала за нашей группой. Мы с трудом – Гитлер торопливым шагом несколько впереди – достигли двери прежде, чем вокруг нас сомкнется быстро растущая возбужденная толпа. Пока мы сидели за кофе и пирожными, большая площадь перед трактиром постепенно заполнялась народом. Лишь когда прибыл отряд полиции, Гитлер залез в открытую машину, встал рядом с шофером и возложил руку на ветровое стекло, так что его могли видеть даже те, кто стоял совсем далеко. Восторги достигли истерического накала. Ибо многочасовое ожидание наконец было вознаграждено. Два человека из охраны шли впереди и по три с каждой стороны, пока машина медленно продвигалась сквозь густеющую толпу. Куда бы ни приезжал Гитлер, повсюду в первые годы его правления повторялись такие сцены»[132]. Чем дальше, тем в большей степени он становился чисто репрезентативной фигурой: вся жизнь его превращалась в один большой спектакль, «отыгрыш» на публику.

Впрочем, функции стратега неизменно оставались за ним. Он готовился к выполнению еще одной цели, ясно обозначенной на страницах «Моей борьбы» – восстановлению былого величия Германии и уничтожению «оков Версальского договора». Его подручные принялись за возрождение былой германской военной мощи, сперва тайно, а потом открыто нарушая условия Версальского мира. Германские промышленники глядели на это в восторге: законсервированные или глубоко законспирированные (как у Крупа фон Хольбаха) военные заводы снова начали работать на полную мощность. Стали выделяться крупные государственные субсидии на вооружение, в армию и на заводы хлынули безработные. В марте 1935 года Гитлер уже во всеуслышание объявляет о создании вооруженных сил мирного времени в составе 36 дивизий численностью 550 тысяч человек. Это нарушает все установления Версаля, однако западные державы отчего-то мнутся и лишь выражают вялые протесты. Тогда Гитлер идет, что называется, ва-банк и направляет свои войска в Рейнскую демилитаризованную зону. Затем – участие в гражданской войне в Испании, военно-политический союз с Италией. При этом делаются публичные заявления о стремлении к миру.

И тут наступает пора для еще одного предательства. Вероятно, вступив на этот путь, Гитлер уже не то чтобы не мог остановиться, но пришел к выводу, что власть вполне оправдывает какие бы то ни было действия. Фельдмаршал Вернер фон Бломберг и генерал-полковник Вернер фон Фрич противились агрессивным замыслам Вождя. Им нужна была великая Германия, но вовсе не Германия, воюющая со всем миром. Поэтому о планах Адольфа Гитлера завоевать дополнительное «жизненное пространство» они отзывались отрицательно. Этого он им простить не мог. Несмотря на то, что фон Бломберг был одним из первых генералов, поддержавших его после прихода к власти, тем самым человеком, который ввел римское приветствие в армии. На обоих военных были сфабрикованы компрометирующие материалы, после чего их отстранили от власти, выставив перед обывателями в самом неприглядном свете: Бломберга – как мужа воровки и проститутки, а Фрича – как гомосексуалиста. Теперь внутри Германии препятствий для осуществления гитлеровских планов не существовало.

А значит – вперед! Гитлер только успевал отдавать приказы и принимать стратегические решения: вермахт захватывал страну за страной. Сперва, в марте 1938 года, – Австрию, потом, в конце 1938-го, – Чехословакию. Министерство народного просвещения и пропаганды «забросило» в народ присказку о том, что Гитлер – лучший в мире электрик: включил Австрию, изолировал евреев, заземлил Рема – и все без коротких замыканий. Что интересно, 99,59 % австрийцев одобрили аншлюс. Принято говорить, что это – подтасовка со стороны национал-социалистов. С одной стороны, вероятно, да: не может быть такого единодушия на плебисците, будь он хоть трижды всенародный. А с другой стороны, я глубоко убежден в том, что большинство австрийцев тем не менее были довольны включением их страны в Рейх. В конце концов, они добивались этого с бисмарковских времен, когда еще существовала могучая, хотя и нестабильная Австро-Венгрия. Что уж говорить о временах гитлеровских?! С Чехословакией было, конечно, сложнее. Она, конечно, «уродливое детище версальского договора», но страна, во-первых, суверенная, а во-вторых, не имеющая к Германии вообще никакого отношения. К тому же ее независимость гарантировалась западными державами и Советским Союзом. Но небольшая провокация в Судете – и дело готово! Западные державы вынуждены подписать унизительное Мюнхенское соглашение, а чешские земли становятся немецкими. То, что победы эти были практически бескровными и всего за год к Рейху присоединились территории с населением 10 миллионов человек, подняло престиж Гитлера на небывалую высоту. Немцы искренне считали его непревзойденным государственным деятелем уровня Бисмарка или Фридриха Великого.

Гитлер у Эйфелевой башни: мечта всей жизни исполнилась – он поквитался с Францией за Первую мировую

Чемберлен, потрясенный коварством немецкого лидера, информировал его, что Великобритания