Русский иностранец Владимир Даль - Евгений Николаевич Никитин

Общества? Я знаю, что можно бы их объяснить из внешних причин. Такого рода объяснение было бы несколько лестно и весьма легко. Его кажущаяся справедливость могла бы даже придать ему вид объяснения вполне удовлетворительного».

Но А. С. Хомяков не пошел по этому легкому, но сомнительному пути. Он признал: виновато само общество, поскольку долгое время оно формально существовало, но ничем себя не проявляло.

В конце своей речи председатель сказал:

«Будет ли наша деятельность плодотворна, будет ли от нее какой успех, про то скажет будущее. Во всяком случае, успех зависит от двух условий. Надобно, во-первых, чтобы всё просвещенное общество принимало участие в нашем деле; в во-вторых, чтобы мы были достойны этого участия. <…>

Я назвал литературное слово достоянием русского народа. Разумеется, я знаю, что народ никому не передает всецело своего достояния; но мы должны, милостивые государи, почтительно хозяйничать тою частью сокровища, которая досталась на нашу долю. Короче сказать, сохраняя уже утвержденное название “любителей российской словесности”, мы постоянно должны помнить, что мы “служители русского слова”».

Памятник «Толковому словарю живого великорусского языка» в Оренбурге

Председателю общества и многим его членам было известно, что В. И. Даль собрал огромную часть «народного достояния». Поскольку А. С. Хомяков заявил, что необходимо «почтительно хозяйничать» этой, собранной многолетним трудом, частью сокровища, В. И. Даля попросили рассказать о проделанной работе по собиранию слов – для того, чтобы общество решило, что делать дальше.

Владимир Иванович написал записку «О Русском Словаре» и зачитал ее два раза – 25 февраля 1860 года в частном заседании общества, а через неделю, 6 марта, – в публичном заседании. Он сказал в своей записке:

«Словарю дано названье: Словарь живого великорусского языка; в него должна бы войти вся живая речь нынешнего великорусского поколения; Малая и Белая Русь исключены: это особые наречия. <…>

Церковный язык наш исключен; но приняты все выражения его, вошедшие в состав живого языка, также обиходные названья предметов веры и церкви. <…>

При тщательном сборе народных речений, не вносились однако в словарь, умничаньем искаженные и столь удачно прозванные галантерейными, выражения полукупчиков, сидельцев, разночинцев и лакеев, как напр. патрет, киятер, полухмахтер и пр.

Главное внимание обращалось на язык простонародный. <…>

Если чужое слово принимается в другой язык, то, по крайней мере, позвольте переиначить его на столько, на сколько этого требует дух того языка: он господин слову, а не слово ему! <…>

Но составитель словаря не укащик языку, а служитель, раб его; здесь можно сказать о всяком писателе: напишешь пером, не вырубишь топором. Сколько можно было собрать этих чужих речений мимоходом, посвящая весь досуг свой сбору и обработке русских слов, столько внесено в словарь, и с умыслу не упущено ни одного. Одна часть слов этих более или менее приурочилась у нас, и собиратель не вправе выселять их по своему произволу; дело писателей покидать их и дать им выйти из обыка; другая часть, всё еще нам чуждая, включена для того, чтобы противопоставить русские, отвечающие им выражения. При этом изредка и по необходимости, только при переводе чужих слов, случалось мне и самому прилаживать и применять русские слова, не знаю, на сколько удачно, а думаю, что не в противность языку, а в духе его».

Это было сказано о подборе слов: какие включать, а какие нет.

Далее В. И. Даль сказал о структуре словаря:

«Какой вид или образ придать словарю, как его расположить? Как можно сподручнее. Именной и голый список всех слов, по азбучному порядку, крайне растянут и утомителен, требует многих повторений, при толковании самых близких, однородных слов, и разносит их далеко врознь. Расположение по корням – и опасно и недоступно; тут без натяжек и произвола не обойдешься, а отыскание слов очень затруднительно.

Я избрал путь средний: все одногнездки поставлены в кучу, и одно слово легко объясняется другим. Одногнездками называю я глагол с производными: существительными, прилагательными, наречиями и другими частями речи. Но предложные слова того же гнезда отнесены на свое место, и там нередко образуют опять свои гнезда и кучки. <…>

Впрочем, при каждом простом глаголе приводятся примеры всех образуемых из него предложных глаголов. Такой порядок проведен у меня не строго, в нем нет полной научной последовательности, этого я не достиг; однако же словарь, в этом виде, как мне кажется, принимает образ более доступный; его можно дать, если не читать, то перелистывать, и наглядность связи и образования слов много выигрывает».

Одно из главных достоинств словаря (помимо его состава) – примеры использования включенных в него слов. Вот что сказал об этом в своей записке составитель:

«Примеры брал я в словарь не из писателей, как водится и как бы, может быть, отчасти следовало: для этого у меня никак бы не достало досуга, разве довелось бы прожить два или три века. Примеры взяты из обихода, из простой русской речи, и туда же вошли десятка три тысяч пословиц, поговорок и разных народных речений.

Не всегда я ставил примеры самого простого и всем известного значения слова: напротив, что всякому ведомо, о том нечего жевать, а надо указать на забытое или затертое невниманием значение слов. <…>

Самое усиленное старанье прилагал я, чтобы достигнуть полноты словаря, относительно выражений народных, и верно объяснять их. Язык народа, бесспорно, главнейший и неисчерпаемый родник или рудник наш, сокровищница нашего языка, который, на письме, далеко уклонился от того, чем бы ему следовало быть».

Даль. Рисунок Дмитриева-Мамонтова. 1860-е

Закончил свое выступление Владимир Иванович так:

«Я начал было коротко, но, что наболело – не стерпело, и квашня через край ушла. Я хотел только показать, над чем и как я работаю: прибавлю еще, что это не есть труд ученый и строго выдержанный; это только сбор запасов из живого языка, не из книг и без ученых ссылок; это труд не зодчего, даже не каменщика, а работа подносчика его; но труд целой жизни, который сбережет будущему на сем же пути труженику десятки лет. Передний заднему мост».

Перед вторым выступлением В. И. Даль в конце своей записки приписал еще один абзац:

«Отчетом этим я вам обязан, как собратам и как сочленам, предложившим мне, сверх того, средства, для обнародования моего труда».

Появление этого абзаца вызвано