Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда - Эрнст Петрович Титовец

Иван Максимович сказал, что одно время в отделении даже обсуждалась возможность проведения пластической операции с целью восстановления барабанной перепонки у Освальда. Такая операция позволила бы полностью восстановить его слух. Освальд был американцем, и успешное лечение могло бы обеспечить местным специалистам некую профессиональную известность за рубежом. Однако, по более трезвым соображениям, они решили отказаться от операции. В медицине никогда не бывает полной гарантии успеха. Неудача, какой бы малой ни казалась ее вероятность, привела бы к множеству проблем, не говоря уже о негативной огласке.

Освальда, казалось, вполне устраивали условия пребывания в больнице. Он не жаловался на скученность в палате, что, впрочем, было типично для больниц Советского Союза. Американец никогда не жаловался на еду и лечение. Он был приверженцем личной гигиены, и доктор Ананчик разрешил ему пользоваться туалетом для сотрудников, самым чистым в отделении. Это была единственная привилегия, которой пользовался Алик.

Иван Максимович отметил, что американец продемонстрировал полное безразличие к медицинским деталям своего заболевания. Когда доктор Ананчик начал объяснять ему, как обстоят дела с его ухом, Освальд предложил ему не тратить на это время. Он сказал, что полностью доверяет ему и согласен со всем, что врач считает необходимым сделать.

Я понимал, почему доктор Ананчик упомянул тот факт, что Освальд не задавал вопросов по поводу своей болезни. Нетипичный случай! Как правило, пациенты проявляют большую озабоченность и готовы обсуждать свое заболевание во всех деталях. Больные-хроники идут дальше и предварительно прорабатывают соответствующую медицинскую литературу. При этом они сосредотачиваются прежде всего на маловероятных исходах. Чтобы развеять опасения такого «начитанного» больного, врачу приходится давать множество длинных объяснений. Это относится уже к области деонтологии и входит в обязанности врача.

Иван Максимович наблюдал за стоическим отношением американца к своему заболеванию и внутренне симпатизировал ему. Он не мог знать, что стоицизм был руководящим принципом в жизни Освальда. В целом доктору нравился его непритязательный пациент, и он хотел как-то поднять тому настроение. Иван Максимович принес переведенную на английский язык книгу «Буря» известного русского писателя Ильи Эренбурга1. Освальд прочитал введение, вернул книгу доктору, поблагодарил его и сказал, что, к сожалению, сюжет книги его не привлекает.

У Освальда было несколько редких посетителей. Иван Максимович не знал, кто они были. При выписке из больницы Освальд нашел доктора Ананчика и на прощание с благодарностью пожал ему руку.

Я спросил, могу ли я посмотреть историю болезни Освальда, думая, что она должна храниться в больничном архиве. Иван Максимович сказал, что, к сожалению, это невозможно. В помещении архива прорвало водопроводную трубу, оно было затоплено, и история болезни Освальда была уничтожена. Я мысленно отметил неизменно повторяющееся любопытное явление, заключающееся в том, что с вещественными доказательствами Освальда неизменно происходило что-то разрушительное, что и делало их недоступными. Правда, они могли чудесным образом возникнуть позже в другом месте в виде рассекреченных документов.

В конце нашей беседы Иван Максимович пригласил меня осмотреть палату, где находился Освальд. Подавив свой первый порыв сказать ему, чтобы он не беспокоился, я поблагодарил его, и доктор отвел меня в старую знакомую палату, указав на кровать в углу у окна.

Глава 26. Свадебные колокола

Все браки счастливы. Все проблемы вызывает лишь последующая совместная жизнь.

Рэймонд Хул

Непродолжительное ухаживание Алика за Мариной, начавшееся с их знакомства 17 марта во Дворце культуры профсоюзов, завершилось уже 15 апреля: Марина приняла предложение Алика выйти за него замуж. Их свадьба была назначена на 30 апреля.

В своем дневнике Алик так писал о своем коротком периоде ухаживания: «Мы гуляем; я немного рассказываю о себе; она много говорит о себе»1.

Очень точно подмечено. Марина могла говорить обо всем и о себе в частности без умолку. Внешне наивно откровенная, она рисовала свой образ таким, как она хотела выглядеть в глазах своего американского поклонника. Это был очаровательный рассказ и искусство, отточенное в общении с предыдущими поклонниками, представить себя так, чтобы он оставался в убеждении, что она полностью открыта для него. Однако, по сути, из ее откровений он узнал ничтожно мало о настоящем характере объекта своего увлечения.

Настроенный оптимистично, Алик писал: «У нас все хорошо, и я решаю, что должен овладеть ею; она отталкивает меня; поэтому 15 апреля я делаю предложение, она соглашается»2.

Для меня новость о женитьбе Алика была громом среди ясного неба. Он забежал ко мне в субботу вечером, чтобы объявить, что они с Мариной сочетаются браком в воскресенье 30 апреля. Предстояла короткая официальная церемония в районном ЗАГСе. Свадебный вечер планировался у Марины дома. Он дал мне подробные инструкции, как туда добраться. Оказывается, Марина жила недалеко от Оперного театра и от места проживания Алика. Он попросил меня передать их приглашение также моей сестре Эмме.

Алик ушел, оставив меня в философском раздумье о том, как быстро пролетает наша жизнь. Многим моим друзьям было чуть за двадцать, а они уже были женаты. Теперь настала очередь Алика в возрасте двадцати одного года. Он выглядел старше своего реального возраста и, похоже, был умудрен жизнью. У меня о браке не было даже и помыслов.

Кроме молодоженов, единственным знакомым, которого я увидел по прибытии с сестрой на свадьбу, был Павел Головачев со своим неизменным фотоаппаратом. Уже собралось десятка два гостей, и мы были одними из последних. Мы с сестрой прошли мимо столов, уставленных едой и напитками, в соседнюю комнату, где Алик и Марина принимали поздравления. Они прошли процедуру официального оформления брака в ЗАГСе и теперь перед нами предстали муж и жена, немного дезориентированные на начальном этапе вхождения в новую жизнь.

Мы высказали свои поздравления, вручили цветы и свадебный подарок. Алик принял поздравления с улыбкой на раскрасневшемся лице. Марина была внешне спокойна, но чувствовалось, что она нервничает. В своем белом подвенечном платье она выглядела прелестно. Меня белые свадебные наряды наводили на мысль о пациентке, задрапированной в стерильное белое белье перед операцией. Между молодоженами завязалась невинная игра, в которой Алик все время покорно следовал за Мариной, готовый немедленно выполнить любой ее каприз.

Мы с сестрой были представлены (я как друг Алика и студент-медик) тете Вале и дяде Илье Прусаковым, ближайшим родственникам Марины. Затем последовала череда знакомств с остальными гостями. Одна дама средних лет отвела меня в сторону и сказала, что у нее