По звёздам Пса - Питер Хеллер

*****

Мы набрались топлива совсем как в прежние времена, просто повернул переключатель и услышал электрический мотор насоса и просто наблюдал как крутились цифры галлонов. Я проверил цвет, и на содержание воды и частиц чистой пластиковой трубкой я держал всегда у себя. Мы нашли еще шесть пятигаллоновых бидонов и наполнили их. Завели двигатель. Она гладко запыхтела значит бензин был в норме. Мы взлетели. Папаша крикнул Внизу! В двух часах. Я повернул туда. Три бизона паслись в конце взлетной, горбы все еще облезлые и разноцветные от зимы.

Бизоны идут к своим прежним ареалам, волки, буйволы тоже. Горной форели нет, лосей, да только. Я видел скопу у ручья Джаспера, и лысого орла. Много мышей в мире, много хищных птиц. Много ворон. Зимой деревья полны ими. Кому нужны новогодние украшения на елки? Мили и мили мертвого леса да только ели возвращаются, пихта и осина.

Мы полетели. Ветер вбивался и пролетал где было мое окно. Над Креммлингом, над холмами после Цепи Кровавых Гор, видели большой пожар. Недавний. От молнии. Деревья подхватывали огонь и мгновенно вспыхивали. Мы видели оленя убегающего вниз.

Смотрите! воскликнула она.

Позади оленя был медведица гризли. Она неслась вприпрыжку, сильно отталкиваясь своими передними лапами, внезапно останавливаясь, кружилась стараясь ускорить ее напуганных медвежат. Вниз подальше вниз.

По реке, на гладкой разлившейся воде перед каньоном, плыл олень.

Я вспомнил о картине я видел в музее природы в Денвере. Группа разных динозавров, я помню трицератопса, бегут по едва покрытой растительностью равнине настигаемые огнем, и вулкан извергается позади на картине. Мне было интересно могут ли они бежать так быстро как медведица гризли или как олень.

В Зимнем Парке раскачиваются сиденья автоподъемника. Новые деревья почти доросли до них. У нас было как раз топлива чтобы долететь до Эри, только до Эри. Я решил сесть где-нибудь и добавить хотя бы один бидон. На всякий случай. Какой? Просто на всякий случай. Мы покружились чтобы осмотреть чистый пролет скоростной на западной стороне горнолыжного курортного городка. Приземлились, прокатились поближе к первым домам поселка. Встал на колесную стойку, Папаша подал мне. Край городка в семидесяти ярдах от нас, спортзал, газозаправка Синклэйр, безвкусный из темного дерева домишко: Еда Немецкой Кухни и Напитки Хельги. Чудом нетронутый огнем, городок.

Сима встала на дорогу, кисти в карманах джинсов, пристально разглядывала. Все еще в каком-то состоянии шока. Мир за пределами их каньона. Пустой сгоревший мир. Неповрежденные здания самые страшные. Для меня. Потому что они выглядят как обычные, потому что от них отлетает эхо. Это так не знаю почему когда зазвенит колокол все еще длится даже когда ушел сам звук.

Я хочу зайти внутрь, сказала она. Указывая словно туристка на ресторан немецкой кухни.

Туда?

Да.

Чем быстрее загрузимся и взлетим, тем спокойнее для нас. Пусто, да только. Кто знает.

Я хочу зайти.

Я пожал плечами. Папаша мечтательно рассматривал пики Кровавой Возвышенности, ярко-горящую Вечную Зиму, в некоем трансе. Можно привыкнуть ко многому но не к такому виду на всю панораму. Ни с того ни с сего он. Я свистнул ему что мы вернемся через несколько минут взял свою винтовку и мы пошли по вздутому от холодов шоссе. Клочья травы и шалфея, крохотные тополя росли в трещинах покрытия. Небольшие ящерицы разбегались по сторонам. Мы вошли прямиком в солнце висевшее над снегами Водораздела. Все еще есть снег, вот как.

Нравилась немецкая кухня?

Мне показалось мы были на свидании, что в общем чувствовалось странно. После каньона.

Ненавидела, очень.

Хээ.

Она дошла, схватила мою руку. Я никуда не хочу уезжать, Хиг, сказала она. Куда мне?

Много мест, так я подумал но я не сказал. На другую сторону хотя бы. Или поглубже здесь. Много разных мест где никто не найдет.

Я не проронил ни слова. Дверь была распахнута, там не было двери. Может сожгли ее в очаге заодно с мебелью. Окна были забиты. Кто-то готовился к концу всего плохого, готовился защитить свой бизнес, свои накопления жизни. Эти свидетельства надежды так смешны сейчас, скорее похожи на упрямство. Мы зашли внутрь.

Они не сожгли мебель: все столы, тяжелые деревянные стулья, громоздились в полумраке, готовы к сервису и безразличны. В центре был очаг, круглое место для огня, выложенное камнем, необходимый реквизит каждого плоскодума-дизайнера горнолыжного курорта. Наверняка горшочки для фондю на кухне. Ближе ко входу, где прошлись дождь и снег, дерево покрылось пятнами и покоробилось, но подальше в глубине была только сухая пыль и следы и помет мышей. Тяжелый дубовый прилавок бара позади, высокие деревянные стулья, грязное зеркало неразбитое. Отражало свет с выхода словно разлившаяся лужа у ручья в сумерках. Она помедлила, затем прошла дальше и встала перед баром, смотря в большое зеркало. Назад на пару футов, неподвижная, руки по бокам, и я подумал о ребенке на танцевальной репетиции кто позабыл свои следующие шаги. Полностью. Или о девушке с ранчо, девушке с холмов, потрясенная, которая не знала как сделать заказ, как спросить. Она оглядела себя и она разразилась плачем.

Кто был этот потрепанный, плотный, бородатый мужчина который держал ее? Это ты, Хиг? Ты выглядишь как будто весь в заплатах и весь заросший и облезлый как те менявшие шкуру бизоны. У тебя нет зуба. Ты похож на бездомного хоккеиста.

Не знал. Немного нервничал перед последним подъемом. Над Скалами, раньше так называли между собой в авиапарке словно было большим делом. Не для меня, никогда не было. Конечно было высоко, континентальный Водораздел все-таки, почти всегда там лежал снег, самое последнее место потерять двигатель в любых обстоятельствах, долгий путь вниз до первого удобного посадочного, давно умершие сосны. На обеих сторонах, в Зимнем Парке и в Недерленде. Я всегда держался выше чем на двух тысячах футах, летел так