По звёздам Пса - Питер Хеллер

Там были две выцветшие полупрозрачные панели на крыше которые служили мне дешевыми проводниками света и вроде как освещали место натуральный дневным светом когда двери были закрыты. И увидел наш диван, Вальдес, место Джаспера, рабочий стол, стул, прилавок позади где я готовил еду, и покрытый красным линолеумом стол где мы часто наслаждались нашей деликатесной едой. Больше ничего. Но услышал. Легкое царапанье будто мышь в стене. Металлическое.

У меня был инструментный комод, выдвижные ящики, массивный красный стальной, шесть футов в ширину. Прекрасный. Занял почти целое утро у меня и Бангли чтобы прикатить его из ангара обслуживания, чтобы обойти вздутия и провалы, провезя по некоторым местам по мостикам из досок. Занимал почетное место у северной стены. Бангли называл его Красная Площадь. Мне нужен плоский ключ, четверть дюйма, говаривал он. Слезь со своей задницы и сходи-ка до Красной Площади и найди мне его? Пожалуйста. Царапанье исходило из комода и он стоял отодвинутый от стены. Конец рабочего ботинка Бангли торчал из-за комода. Рядом с ним, у стены, его гранатомет, над которым он работал.

Он был весь покрыт засохшей кровью. Будто кто-то вылил целое ведро на его нижнюю часть тела. Его глаза набухли почти закрылись, белая корка высохшей слюны или рвоты на той стороне лица лежавшей на его руках. Левая нога согнута в невообразимом углу. Он лежал на своей любимой винтовке, М4, а его окровавленная левая кисть лежала на предохранителе оружия.

Хрип вышел нутром из потрескавшихся губ. Слова пришли почти неслышным шепотом.

***** Хиг.

Только и всего. И его рука вытянулась словно клешня и коснулась моей бороды.

Коснулся и ушел. Две недели. Даже больше. Если бы он умер то скорее всего от обезвоживания, потери крови. А он нет. Живучий старый таракан. Мы знали он такой. Сима не хотела чтобы мы его двигали. Уложили на диване. Она собрала и заштопала его ногу разодранную пулей ему в бедро. Она прочистила и зашила дыру в левой части которая сломала ребро и прошла мимо кишечника. В ангаре было жарко в разгар дня но не так уж плохо с открытой дверью и дырой на восточной стене. Заняло четыре дня чтобы узнать мое лицо. На несколько секунд. Проваливаясь в нечто вроде комы между ними. Она поила его водой и Спрайтом из поилки для индеек. На шестой день он открыл глаза когда она кормила его и уставился на нее.

Миссис Хиг, сказал он.

Она рассказала она зашлась в смехе. Что-то в его выражении лица, наверное так: мимика лица полумертвого человека. Она рассказала это было как испытание, и попробовала бы она опровергнуть его, и не лишенное утверждения окружающего порядка, где-то с юмором.

Доктор Хиг для Вас, ответила она. Она рассказала мне он подержал глаза открытыми в знак значимости момента, едва-едва кивнул, и вернулся в свой сон.

Папаша все становился менее напряженным. Я взял его с собой в Зверушку и облетел. Указал на особенные места как будто туристический гид. Нашел для него наушники и объяснял пока мы летели. Башня, речушка, расстояния, и он все видел. Крутой склон ставший для нас рвом, одно лишь место перебраться через него, берма. Тридцатимильный радиус проверки дорог, семьи.

Когда мы пролетали они высыпали из огородов, домов, сараев, потрепанные и зачуханные приветственные, махали руками. Дети прыгали вверх вниз. Я сосчитал детей: семь. На одного меньше, не уверен кто. Покружился, помахал, указал им пальцем. Я вернусь.

Сима сказала Бангли был в ОРИТ, нуждался кто-то должен был мониторить его состояние 24/7. Мы были по очереди. Что-то в ней. Что-то за неделю выросло и расцвело, нечто дремлющее в каньоне вышло наружу под солнечный свет и этому нечто понравился вид света. Трудно объяснить.

В роли доктора, нет сомнения в ее экспертности, просто видимая всеми компетентность, возврат к завоеванной таким трудом значимости отчего она казалось мне стала еще больше. Ну не знаю, выше, шире, как на планете с бoльшей гравитацией чем прежде. Это было только часть. Посмотришь на любого человека в рамках привычной арены настоящего мастерства и ты увидишь это, становится больше чем сам человек. Как я люблю видеть такое. Да только было что-то еще. Как если бы к прибытию на этот наполовину раздолбанный аэропорт, в роли чужеземца попавшего в такие обстоятельства абсолютно незнакомые - после Нью Йорка, конечно же, гор и долин ее места рождения - как если бы к именно такому прибытию она готовилась. Всю жизнь даже не зная об этом. Возможно. Я не знаю. Казалось мне так. Как будто часть ее расслабилась, как будто сбрасывала нечто вроде старой кожи. Шелуху которая была для нее огромным препятствием и о чем я совершенно не имел никакого понятия. И сбрасывая ее, она открывалась и начинала цвести. Нелепые слова, да? А вот нет. Волшебно. Наблюдать за человеком освободившимся от чего-то и расцветшим.

Я никогда не узнаю от чего она освободилась.

Мне нравилось наблюдать за ней сидящей на стуле который я подогнал под ее рост, наблюдать наклонившуюся над Бангли и говорящую с ним мягко, не как доктор с пациентом, или как с амвона, но с уважением, с юмором, словно два старых знакомых. Мне нравилось наблюдать как она проверяла наложенную шину, перевязывала бандажи, за ее движениями более уверенными чем даже когда она работала со мной в огороде - какая разница между наполовину обиженной на всех и уверенностью гордости, тяжело добытых знаний и уравновешенности. Мне нравилось наблюдать как она убирала темные кольца волос с ее лица, связывала их позади вместе или вытягивала свои длинные руки и просто наслаждалась слепящим летним солнцем и шла к ягнятам укрытым за забором построенным Папашей в тени от круглого шара ивы. Мне нравилось наблюдать как она раздевалась и ныряла в пруд у речки и стояла точно так же как она стояла в тот первый вечер и манила меня. Она была просто самым прекрасным созданием из всех кого видел когда-нибудь Большой Хиг.

Мы спали на открытой