Лев Каменев: «Я не согласен» - Анна Сергеевна Кочетова

Однако кроме этого никакой конкретики добиться от Каменева не удалось. Оно и понятно. Сложно выдумать то, в чем никогда не участвовал.

Следователь пытался выбить информацию о существовании других террористических групп в Москве и Ленинграде, но Каменев говорил, что ничего о них не знает.

Но это уже имело второстепенное значение. Следователи добились главного – признания вины в убийстве Кирова.

Протокол допроса Л. Б. Каменева с приложением сопроводительной записки Г. Г. Ягоды И. В. Сталину

28–29 июля 1936

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 230. Л. 118, 119]

«Зиновьев, я – Каменев, Бакаев и Гертик по поручению центра троцкистско-зиновьевского блока силами зиновьевской террористической группы Румянцева и Котолынова 1 декабря 1934 года в г. Ленинграде убили Сергея Мироновича Кирова» – это главное, что было нужно. Для этого и велись все допросы.

Многие могут подумать, что Каменев сам виноват, как и все допрашиваемые, что сознались в несуществующем заговоре. Однако не стоит забывать, что все ранее арестованные были деморализованы. А у Каменева к тому же выработался «комплекс вины» за свою прошлую оппозиционную деятельность, который он в полной мере продемонстрировал на процессе «Московского центра», где со слезами на глазах признал политическую ответственность за убийство Кирова. И давление – «так требует партия» – для него также играло большую роль. Но главным тогда для него являлась семья, его дети. Он надеялся, что их не тронут.

Сразу после этого Николай Ежов сел за составление проекта закрытого письма ЦК «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского блока». В тот же день, 29 июля 1936 года, Сталин, внеся небольшие уточнения о троцкистах и существовании единого зиновьевско-троцкистского блока, утвердил его.

В письме говорилось, что Зиновьев и Каменев были не только вдохновителями террористической деятельности против вождей партии, но и авторами прямых указаний как об убийстве Кирова, так и о готовящихся покушениях на других руководителей партии, и в первую очередь Сталина, – «зиновьевцы проводили свою террористическую практику в прямом блоке с Троцким и троцкистами». Киров убит по решению объединенного центра троцкистско-зиновьевского блока. Объединенный центр главной своей задачей ставил убийство Сталина, Ворошилова, Кагановича, Кирова, Орджоникидзе, Жданова, Косиора, Постышева. Письмо предопределило дальнейший ход следствия и судебного процесса. С этого дня началась подготовка к открытому судебному процессу над троцкистско-зиновьевским блоком[515].

Записка А. Я. Вышинского И. В. Сталину о предоставлении проекта обвинительного заключения

7 августа 1936

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 233. Л. 83, 84, 109]

Записка Б. З. Шумяцкого И. В. Сталину о киносъемках судебного процесса

10 августа 1936

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 232. Л. 132]

Это все усложняло работу. Теперь получить признательные показания на допросах – полдела. Нельзя было допустить, чтобы на заседании суда подсудимые отрицали свои показания, как на процессе по «Кремлевскому делу».

Сразу после отправки закрытого письма Вышинский начал готовить проект обвинительного заключения. 7 августа 1936 года тот был готов и представлен Сталину. Изначально в нем значились 12 обвиняемых. Сталин своей рукой вписал еще двоих – М. И. Лурье и Н. Л. Лурье.

10 августа 1936 года, за девять дней до начала судебного процесса, Сталин просматривал уже поправленный вариант обвинительного заключения и внес еще две фамилии – Г. Е. Евдокимова и В. А. Тер-Ваганяна [516].

10 августа обвиняемым объявили об окончании следствия. Но сотрудники НКВД работу с обвиняемыми продолжили: были получены дополнительные показания и собственноручные заявления, впоследствии положенные в основу приговора.

Каменева допрашивали еще несколько раз – 10 и 14 августа[517]. Однако все эти допросы уже касались уточнений по поводу причастности Сокольникова, Серебрякова, Радека, Томского, Бухарина, Рыкова, их осведомленности о создании троцкистско-зиновьевского блока и их отношения к нему. Кроме того, Каменев подвергался дальнейшей обработке с целью закрепления полученных от них показаний и новых данных о преступной деятельности.

14 августа 1936 года, после получения от обвиняемых всей необходимой информации, Сталин уехал в отпуск в Сочи[518]. Однако он контролировал весь ход подготовки судебного процесса – и технические, и организационные моменты. Ежов и Каганович, имевший неофициальный статус заместителя И. В. Сталина в Политбюро во время его отпусков, постоянно информировали Сталина. Ежову вообще было поручено «общее наблюдение» за организацией и ходом процесса[519].

Сообщение ТАСС «В Прокуратуре Союза ССР» об окончании следствия по делу троцкистско-зиновьевских групп

15 августа 1936

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 233. Л. 187]

Генрих Григорьевич Ягода

1930-е

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1656. Л. 9]

Он-то и выработал порядок, в котором определены временные рамки слушания дела; порядок допроса обвиняемых и свидетелей; указано на необходимость выявить «в полном объеме» роль гестапо, а также не препятствовать обвиняемым называть причастных, но не преданных суду лиц; В. В. Ульриху давалось поручение подготовить проект приговора не позднее 18.00 20 августа 1936 года, а Ягоде и Ежову поручалось распределение билетов на процесс[520]. Сталин все одобрил[521].

Ради проведения открытого процесса даже выпустили специальное постановление ЦИК СССР[522], в соответствии с которым этот процесс рассматривался не по закону от 1 декабря 1934 года[523]. В постановлении указывалось, что дело Зиновьева, Каменева и др. будет слушаться Военной коллегией Верховного суда СССР по ст. 58-8 и 58–11 УК РСФСР с соблюдением всех правил, установленных УПК РСФСР.

Николай Иванович Ежов

1930-е

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 32. Д. 73. Л. 1]

Особое внимание было уделено отбору присутствующих на процессе. В адрес Николая Ежова различными инстанциями присылались списки желающих присутствовать на процессе[524]. Из работников прокуратуры Ежов допустил на процесс шесть человек[525], одного дипломата, 27 человек послов и поверенных в делах Австрии, Англии, Афганистана, Бельгии, Болгарии, Венгрии, Германии, Греции, Дании, Ирана, Италии, Китая, Латвии, Литвы, Монголии, Норвегии, Польши, Румынии, США, Турции, Эстонии, Финляндии, Франции, Чехословакии, Японии[526].

В зал суда было допущено 30 корреспондентов иностранной прессы[527] в сопровождении заведующего отделом печати НКИД Г. А. Астахова и его заместителя Б. М. Миронова. В зале присутствовало 40 работников советской печати. Кроме того, на процесс пришли