Лев Каменев: «Я не согласен» - Анна Сергеевна Кочетова

Пролетарская революция самая великодушная из всех революций. И я заранее плюю на все те крики о жестокости вашего приговора, которые, конечно, раздадутся среди буржуазной, меньшевистской и прочей печати.

Меня не страшит, граждане судьи, то, что мне предстоит. Мне 53 года, я долго жил, много видел, видел много чудесных событий, стоял рядом со многими чудесными людьми, и надо мной тяготеет уже ваш приговор – 10 лет тюрьмы. В мой возраст этот приговор пожизненный, и сменить, заменить бесконечный ужас тюремного заключения, когда из-за решеток тюрьмы я смог наблюдать победу и расцвет социализма, – сменить этот бесконечный ужас на моментальный, хотя бы ужасный, конец – не страшно…

Но у меня есть право, которое государственный обвинитель хотел бы отнять у меня так же, как он законно и справедливо хочет отнять у меня право на жизнь. Это право на мысль, и этого права я не могу уступить. И до тех пор, покуда черепная коробка не разбита пулей, я оставлю за собой право мыслить и право подвести итоги прожитой жизни… Эта исповедь будет политической, ибо другой жизни не было у меня.

Каменев рассуждал о том, как он из соратника Ленина превратился во врага народа. Он говорил, что «террор – неизбежная судьба политических авантюристов», и если они обезврежены, то главный организатор заговора Троцкий на свободе и представляет опасность для социалистического общества. Его политическая линия уперлась в террор.

Выступая с последним словом, Каменев уже понимал, что их не помилуют. Он не извинялся, не просил прощения. Он признавал, что, пока они барахтались в яме недовольства, в стране был построен социализм:

– У меня три сына. Военный летчик старший, пионер и октябренок, которому мы с женой дали тогда священное для нас имя Владимир. Я запятнал их путь своей деятельностью, положил преграду перед этими молодыми существами к тому, чтобы они могли вольно и свободно войти в ту веселую, радостную и творческую жизнь, которой живет молодежь нашей страны.

Пусть же они идут только по дороге, которую указывает партия Ленина – Сталина, пусть они услышат от меня – преступника, изменившего этой партии и поднявшего руки на Сталина, пусть они от меня узнают и, как заповедь, примут, что жить они должны только под знаменем Сталина, что они должны любить его, защищать и, если нужно, умереть под его знаменем и во имя того дела, которое он воплощает. Я все сказал, и приговор пролетарской революции, который изречен вашими устами, – я приму спокойно и радостно, ибо знаю, что он будет продиктован только интересами пролетарской революции, если я не сумел послужить ей до конца жизни – пусть послужу ей смертью.

Заслушав последние слова подсудимых, сознавшихся в преступлении, в 19 часов 30 минут 23 августа все удалились в совещательную комнату. Вернувшись в 2 часа 30 минут уже 24 августа, Ульрих начал зачитывать приговор:

– Именем Союза Советских Социалистических Республик…

В это время уже все подсудимые понимали, что участь их решена. На предварительном следствии и в суде все обвиняемые признали себя виновными в предъявленных им обвинениях и дали более или менее развернутые показания о преступной деятельности.

С формальной точки зрения, вынесение обвинительного приговора было обосновано, так как они все признали себя виновными. Но при этом в нарушение закона ни следствие, ни суд не обратили внимания на противоречия в показаниях и не предприняли никаких мер для их проверки.

Органы НКВД располагали агентурными материалами, которые иногда исключали отдельные факты из показаний обвиняемых, но они их игнорировали и скрывали от суда.

На самом деле не было никаких доказательств и подтверждений от агентуры о существовании троцкистско-зиновьевского блока и связи Троцкого с зиновьевцами с 1929 года. Ведь за деятельностью Троцкого с 1929 года велось наблюдение, и все прекрасно знали, что троцкистской оппозиции в СССР не существовало. Так, лишь отдельные ее лица поддерживали между собой дружескую связь.

Каменев слушал приговор, склонив голову и потупив глаза. Все эти обвинения он уже слышал на допросах и в суде. Они организовали троцкистско-зиновьевский террористический центр, они убили Кирова, они готовили покушение на Сталина, Жданова, Кагановича, Орджоникидзе, Косиора, Постышева. И они во всем признались. Он признался.

Лев Борисович Каменев. Тюремная фотография

1936

[Из открытых источников]

«Лишь бы семью не трогали, – думал Каменев, – а я уже пожил».

Из раздумий его вырвали слова Ульриха:

– На основании изложенного Военная коллегия Верховного суда Союза ССР приговорила: Зиновьева Григория Евсеевича, Каменева Льва Борисовича, Евдокимова Григория Еремеевича, Бакаева Ивана Петровича, Мрачковского Сергея Витальевича, Тер-Ваганяна Вагаршака Арутюновича, Смирнова Ивана Никитича, Дрейцера Ефима Александровича, Рейнгольда Исаака Исаевича, Пикеля Ричарда Витольдовича, Гольцмана Эдуарда Соломоновича, Фриц Давида (он же Круглянский Илья-Давид Израилевич), Ольберга Валентина Павловича, Берман-Юрина Конона Борисовича, Лурье Моисея Ильича (он же Эмель Александр), Лурье Натана Лазаревича, всех к высшей мере наказания – расстрелу, с конфискацией всего личного им принадлежащего имущества. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

После оглашения приговора 24 августа 1936 года все осужденные подали ходатайства о помиловании, в том числе и Каменев: «Глубоко раскаиваюсь в тягчайших моих преступлениях перед пролетарской революцией, прошу, если Президиум не найдет это противоречащим будущему дела социализма, дела Ленина и Сталина, сохранить мне жизнь. Л. Каменев»[543]. Президиум ЦИК СССР все ходатайства отклонил.

На следующий день Каменева уже вели по расстрельному коридору.

За два прошедших года после ареста Каменев уже свыкся с мыслью, что этот миг настанет, что однажды его поведут на расстрел. Но все же до последнего он надеялся, что ему сохранят жизнь. Но партия решила иначе. Та самая партия, ради которой он жил.

Рядом с ним находился его друг и единомышленник Григорий Зиновьев. Всю жизнь они прошли вместе бок о бок и попрощаются с ней в один день. Осунувшийся Зиновьев был сам на себя не похож. В глазах читались злоба и страх. Каменев в этот момент если и злился, то только на себя, беспокоясь за свою семью. Им зачитали приговор, но Каменев его не слушал. В его голове были другие мысли и вопросы. Почему он здесь оказался? Какой поступок привел его сюда? Когда он ошибся? Но ответа он так и не нашел. Приговор был приведен в исполнение.

Послесловие

Льва Борисовича Каменева, как и других «врагов народа», кремировали в Донском крематории. Но сразу захоронить его прах не разрешили. В день кремации к директору крематория Петру Нестеренко