Традиции & Авангард. №1 (8) 2021 - Литературно-художественный журнал

все истории периода Гражданской войны. Памятник поставлен в память о героях Тарлашкына неподалеку от места боя красных партизан с отрядом барона Унгерна под командованием поручика Поползухина 23 мая 1921 года. Отряд партизан под командованием С. К. Кочетова внезапно напал на вчетверо превосходящий отряд ун-герновцев. В бою красные потеряли убитыми 89 человек, белые -175 убитыми и 240 ранеными. Остатки отряда подорвали десять пудов пороха, сожгли снаряды и бежали в Монголию. Сам Поползухин попал в плен. Этот бой разрушил планы Унгерна захватить Урянхайский край и присоединить его к Халхе. Атаман Казанцев, которому подчинялся Поползухин, так был зол на поручика, считая его виновником неудачного боя, что расстрелял жену поручика, причем беременную, которой оставалось несколько часов до родов.

Вот так… Я стала читать дальше, и выяснилось, что вообще этот самый Казанцев был еще тем беспредельщиком.

«Я живо помню первое появление Казанцева по его прибытии в Улясутай, – вспоминает некто поручик Носков. – Невысокого роста, широкоплечий, с большой рыжей бородою, в поношенной короткой меховой куртке, плотно застегнутой, в больших простых сапогах и казацкой папахе появился он на собрании офицеров. Спокойным голосом, опустив глаза вниз, он резко объявил:

– Я прибыл сюда, чтобы исполнять волю барона. В своих поступках я буду отвечать перед бароном. Я обязан и буду, конечно, так поступать. За каждую ошибку я отвечаю своей головой. Поэтому я буду требовать абсолютного повиновения со стороны всех, кто пожелает подчиниться мне.

Собрание молчаливо разошлось. Создалось неопределенное, но тяжелое чувство приближающейся катастрофы. Никто не желал быть слепым орудием в руках другого человека, и все же все подчинились. Почему так произошло, не могу сказать. Это – психологическая загадка, которую я не могу отгадать. Многие думали об аресте Казанцева. Это было бы легко сделать, ибо страшный барон был далеко и фактически Улясутай был вне сферы его влияния. Казанцев был почти один, с очень немногими своими сподвижниками. И все же признали его авторитет, как неизбежный зов судьбы…»

«Странный феномен… – подумалось мне. – И сколько раз в истории это уже бывало, когда собственное безволие и неумение в нужный момент предпринять что-то спасительное люди оправдывали такой вот “психологической загадкой” и “зовом судьбы”».

Впрочем, к тому моменту самому этому садюге жить оставалось всего полгода – Казанцев погиб в бою в декабре 1921 года при очередной попытке отряда прорваться в Россию. Ну а барон Унгерн, его «шеф», будет расстрелян в Новониколаевске еще раньше. Надеюсь, что там, где они сейчас, их судили по справедливости за все, что они наворотили, – те, кто должен судить.

В Эрзине я была сдана на руки сэнсэевой сестре, которая до отвала накормила меня варениками и принялась выспрашивать, что задумал «этот сумасброд». Истинно, для своих родных мы никогда не являемся авторитетом. Пускай тебе хоть Нобелевскую премию дадут, брат все равно скажет, что ты безрукий неумеха, а мать добавит, что еще и ни к чему не годный разгильдяй, просто ловко морочащий людям голову.

Между тем нужно было подумать о транспорте, чтобы ехать дальше. Потому что мне предстояла «вторая серия» этого кино. Сэнсэй смог раздобыть вусмерть убитую черную «девятку», которая мне сразу не понравилась: наполовину опущенные окна не поднимались; внутри все было отломано или же давно отвалилось само – козырьки, подъемники, ручки; кое-что было примотано скотчем на скорую руку. Дверцы открывались не с первого раза и точно так же закрывались. Словом, это была натуральная «шайтан-арба», которые у нас все же еще рассекают по дорогам, и даже не в самом отделенном Подмосковье. Однако, прогулявшись немного по поселку, я поняла, что местный автопарк навряд ли сможет порадовать нас чем-то получше.

Погрузив все что нужно, мы отчалили, причем в самый последний момент сестра сэнсэя сунула мне свою расшитую позументом сиреневую тувинскую безрукавку – этот поступок я в полной мере оценила только позднее…

– Угробит, как пить дать угробит, дуралей старый! – с такими словами она проводила нас.

Дребезжа по грунтовке, как сто чертей, «шайтан-арба» пересекла речку Тес-Хем и устремилась в степь. Дорогой нам встретилась священная гора с коновязью, сплошь украшенной разноцветными ленточками. Остановившись, мы тоже повязали по ленточке и продолжили путь. Как раз тогда я заметила, что ветер начал усиливаться и леденеть. Печка в «шайтан-арбе» тянула еле-еле. Степь, голая как коленка, наполнилась ветреными звуками. Как называлась эта причудливой формы гора, я не запомнила. Лишь то, что в названии было слово «кара» – «черный». Так что я буду называть ее просто Черной.

Не успели мы, громыхая, проехать и ста метров, как на подъеме мотор несколько раз провернулся вхолостую и замер. Машина плавно откатилась вниз…

Выйдя наружу, я сразу услышала из-под капота булькающий звук, подняла, и столб белого пара радостно вырвался наружу. Я сообщила сэнсэю, что мы «закипели». С моей точки зрения, небольшая беда – нужно только дождаться, когда остынет тосол. Честно говоря, я подозревала, что «шайтан-арба» может преподнести сюрпризы хуже этого, и вовсе утратила оптимизм, поняв, что сэнсэй, может быть, и разбирается в духах, но вот в моторах – вообще ни разу. Что ж, в конце концов, нельзя разбираться вообще во всем. Мы сели ждать. Выяснилось, что кто-то позабыл на полу «шайтан-арбы» полбутылки водки, плохо закрытой, и дорогой она пролилась, благоухая на весь салон.

– Как бы менты не прицепились, – заметил сэнсэй.

Однако же мне существование дэпээсников посреди этой степи показалось столь же невероятным, как и то, что кто-то оставил здесь начатые аж полбутылки…

Плохо это было тем, что солнце начало уже ощутимо клониться, а у нас еще и конь не валялся – до озера оставалось еще до фига ехать. Вообще надо сказать, что наша «вторая серия» как-то не задалась с самого начала. Пока мы сидели, я продолжила интервьюировать под запись сэнсэя. В летнее время, как он объяснил, к озеру многие едут, там работает турбаза, но теперь там, конечно, нет никого и ничего. В случае плохого стечения обстоятельств оставались еще кочевья, но, как я поняла, и они были неблизко.

Между тем мотор остыл, многострадальная колымага ожила, и мы тронулись дальше.

Без солнца Tope-Холь (в переводе «Озеро-Стремя») имеет цвет металла, а под солнцем наливается глубокой синевой. Оно пресное и глубокое – в середине до восьми метров. Как я где-то читала, раньше считалось, что питают озеро конденсированные воды, ручейками стекающие сюда из монгольских песков, но потом выяснилось, что на дне бьют мощные родники. От места, где располагалась на берегу выглядящая нежилой турбаза, мы взяли правее и долго ехали