Традиции & Авангард. №1 (8) 2021 - Литературно-художественный журнал

Далеко за озером желтели барханы – там уже начиналась Монголия. Мне показалось, что ближе к тому берегу кричат лебеди. В голове пронеслись строчки из Екклесиаста: «… не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием»… Однако сэнсэй отвлек меня от философских размышлений. Мы подъехали к трем раскрашенным в разные цвета буддийским ступам. Рядом, как и обычно, была оваа с ленточками. Ветер налетал все яростнее, и мы наскоро занялись разгрузкой.

Однако же в самом начале сэнсэя ждал сюрприз. Только начав, он прервался.

– Не приходят. – Истинно, в это день все шло наперекосяк.

Это было досадно. Мне подумалось, что, должно быть, вина моя. Как говорится, «кто облачается в желтое одеяние, сам не очистившись от грязи, не зная ни истины, ни самоограничения, тот недостоин желтого одеяния». Мы вернулись в машину и врубили печку, решив немного подождать. Печка надрывно гудела, а я тем временем попыталась про себя поговорить с местными духами. Но все больше коченела, и все больше становилось жаль те пролитые полбутылки – конечно, дрянь несусветная, но от простуды бы спасло.

Ветер крепчал и леденел, прорываясь в щели не до конца поднимающихся стекол. Стоило большой решимости вылезти и начать все сначала. Пришлось собрать еще камней, чтобы дополнительно обложить очажный круг, чтобы ветер не перебросил пламя на сухую траву, – такие вещи могут наделать беды в степи. На сей раз все пошло как надо, и вдруг сквозь тучи прорвалось солнце, и То-ре-Холь засинело под ним, как сапфир, – истинное чудо.

По пути назад мы остановились возле занятной формы останца. Но солнце уже стремительно валилось за горизонт. Скоро во тьме впереди показалась Черная гора. И тут началось форменное дежавю – мотор снова заглох. Точно Черная гора никак не желала нас отпустить от себя. При свете фонарика мы полезли в мотор, но на сей раз ничего не кипело. И мотор все проворачивался и проворачивался вхолостую – даже и чихать перестал…

Ветер здесь «крутит» – в какой-то момент становится невозможно определить, откуда и куда он дует. Отовсюду и куда угодно. У меня мелькнула мысль пойти назад к озеру и попроситься на турбазу, но, во-первых, отъехали мы уже очень далеко. Во-вторых, навряд ли там есть люди. Связи, ясное дело, не было, и шанс на то, что здесь кто-то проедет, был ничтожным. Оставалось кочевье – тоже, впрочем, далеко. Попытки завестись с толчка успехом не увенчались.

Я содрала с заднего сиденья замызганную подстилку – решив, что ей хуже уже не будет, – и, как учил меня в детстве дедушка, вывернула свечи и все их хорошенько протерла. На этом мои познания в моторах заканчивались. Тепло выдуло из машины напрочь, и нас начало трясти от холода. Мы разбрелись собрать топлива – нужно было готовиться к худшему.

Я впервые услышала песни, что поют степные ветры, пролетая сквозь скалы. Почему-то мне все время лезла в голову расстрелянная беременная жена поручика По-ползухина. Интересно, как ее звали?.. Припомнился мне и мятежный барон, про которого говорили, что в него вселился дух Чингисхана. «… Ибо никогда в этом мире ненависть не прекращается ненавистью, но отсутствием ненависти прекращается она…»

Когда вплотную подошла к Черной горе, мне показалось, что я слышу, как кто-то играет на варгане – кто-то невидимый, хотя, вероятно, это просто воздушный поток с силой проходил через какую-нибудь трещину в камне. И тут я вспомнила, что мы ведь в спешке не оставили тут молока. У нас оно еще оставалось, и, вероятно, его стоило бы поберечь, но мне ясно было, что холод в здешних степях гораздо хуже голода. Я вернулась к машине, порылась в пакетах и, отыскав молоко, согнувшись под порывами ветра, пошла к горе. Широким веерообразным движением, подражая сэнсэю, я выплеснула молоко на склон. И подняла голову. Луны не было – почему-то в Туве я ни разу не видела ее, – но вызвездило уже ясно. Прямо над горой висел Ковш – как я слышала, это самое шаманское созвездие… И вдруг мне стало понятно – что-то изменилось. Вот именно сейчас, в эту секунду, когда я стояла тут с пустой пластиковой бутылкой в руке и смотрела на небо, что-то повернулось где-то, повернулось другой стороной.

Кутаясь в безрукавку, я быстро вернулась к машине, села и повернула ключ. И точно ничего и не было… Мотор ровно загудел. Я произнесла сложное четырехэтажное заклинание, которое не берусь воспроизвести здесь, – ничего из него, кроме неподцензурного «в рот», лучше все же тут не писать. В общем, вы поняли.

Переехав Тес-Хем, мне пришлось повторить его вновь – потому что под звездами в свете фар перед нами стоял поперек дороги… разъезд ДПС, отбрасывая синий призрачный свет мигалок на заросли верблюжьей колючки. Даже сэнсэй, который в принципе никогда не ругается, помянул всем известного бога Анунаха. Думаю, я меньше удивилась бы летающей тарелке или вдруг высадившемуся в местной степи с вертолета «Акула» президенту Трампу со своей Меланьей в соболях… От машины отделилась темная фигура, и нас осветили ярким фонариком…

Сэнсэй отправился разбираться, я на всякий случай тоже вылезла – вдруг нужно будет его защищать. Полицейская машина, в ночи посреди безлюдных степей загораживающая дорогу мирным людям, невольно наводила на мысль о беспредельщине, и я приготовилась к худше-

му. Однако все обошлось: сэнсэй перебросился с полицией несколькими фразами по-тувински, причем несколько раз я уловила слово «хам» – «шаман». Ко мне претензий и вовсе не нашлось: просто посмотрели паспорт, причем я попросила «не светить в лицо, как в ОГПУ», потому что хватит и одного раза, а особой красоты тут нету, в ответ на что все похихикали.

Яркий свет в лицо из темноты до сих пор включает во мне что-то похожее на генетическую память и вызывает желание срочно приготовиться к защите. Наверное, дело было в прадедушке, который в 1937-м просто за здорово живешь был сослан навечно в Республику Коми из своей деревеньки под Орлом. Пока я раздумывала над этим, показался Эрзин.

В домик сэнсэевой сестры мы ввалились вконец закоченевшие, и та сразу же начала реанимационные меры. Я с грустью поняла, что, если не хочу слечь, придется пить.

Дедушка ушел спать, а мы с бабушкой под вареники и вареную баранину принялись лечить меня тувинской водкой. Этой же гадостью пришлось растереть ноги по требованию бабушки.

К полуночи мы с сестрой сэнсэя успели вволю обсудить горькую женскую долю и порядком нагрузиться. Кроме того, она успела пересказать