6-я батарея. 1914-1917 гг. Повесть о времени великого служения Родине - Болеслав Вильгельмович Веверн

свои по всему германскому тылу Я сам направляю почти каждый выстрел этих орудий и с особым злобным наслаждением слежу за результатами взрывов этих бомб. Полевые пушки трех дивизионов сплошной завесой шрапнели уничтожают бегущую из окопов пехоту германцев.

1-й полк снова идет в контратаку на свои окопы, занимает их, но, выбитый из них бешеным огнем германской артиллерии, еще поредевший, отходит назад и опять залегает.

Через вторую линию на носилках проносят тяжело раненного командира 1-го полка, рыцаря долга полковника Кусковского.

Сзади меня в окопы второй линии вливается резервный 3-й полк со своим героем-командиром, полковником Е. Г. Ерченко.

– Ну что, господин начальник артиллерии? – спокойно и ласково спрашивает он меня.

– Плохо.

На легких батареях не хватает снарядов. Я прошу начальника дивизии разрешения взять все имеющиеся в дивизии автомобили, которые быстро являются. Я распределяю их по батареям. Подвоз снарядов обеспечен.

6-я батарея уже несколько часов работает в масках, находясь все время под действием химических снарядов противника. Людям душно, трудно дышать, тяжело. Жар от накаленных орудий еще больше осложняет их положение. Шинели скинуты и грудами валяются на позиции. Стонут орудия, извергая из себя снаряд за снарядом. Едкий удушливый газ затянул весь горизонт.

* * *

Окопы нейтральны. Бой затихает. В сумраке ночи без боя 3-й полк занимает груды разбитой земли, называемой раньше окопами. Германцы отошли на свои старые позиции. Наступившая резкая тишина прерывается только стонами раненых, которых санитары переносят в тыл на носилках.

10 часов проработала 6-я батарея в бою, не снимая масок. Люди измучены, не дышат, а глотают очистившийся влажный ночной воздух. Н. Н. Кувалдин оправился, через несколько дней он вернулся на батарею, бледный, осунувшийся, с ввалившимися далеко в глазные орбиты глазами. Его долго мучила рвота, и теперь еще немного тошнит.

Я лежу у себя на походной кровати и отдыхаю. Я очень устал и замечаю, что у меня началось непроизвольное подергивание губ.

* * *

Наша дивизия отошла в резерв. Вместо нее на участок прибыла вновь сформированная дивизия, ставшая во вторую линию окопов. Люди плохо обучены. Большинство из них в первый раз видят боевые позиции. Представление о германцах у них сильно преувеличенное.

– Поверите ли, – говорит мне один из ротных командиров, – обхожу однажды окопы своей роты и вижу, что один из этих молодцов стоит без сапог. Замерзнешь, говорю ему. Где твои сапоги? А он знаете, что мне ответил? «Так что они новые, несподручно, ежели бегать придется». Вот с такими и иди в бой.

Настала ночь. Разведчики одного из полков отправляются в разведку. Я смотрю, как их фигуры постепенно исчезают в сумраке. Наступила тишина, которая минут через десять сразу нарушилась топотом бегущих ног, и вскоре вся команда разведчиков, запыхавшись, появилась обратно в окопах. В чем дело?

– Да разве с ними, с чертями, что сделаешь? – докладывает сконфуженный унтер-офицер. – Перепугались: почудились немцы, они и удрали.

На следующую ночь произошло событие более грустное: разведка действительно была замечена из германских окопов. Немцы открыли из винтовок огонь, и начальник разведки был ранен и упал. Люди убежали, а офицера подобрали немцы.

Нам, артиллеристам, ладить с ними было очень трудно: ночью они не давали покоя, требуя все время открытия огня, и на этой почве у нас происходили постоянные недоразумения.

Наконец настал день, когда эту дивизию сменила тоже недавно сформированная Сибирская стрелковая дивизия, начальником которой был назначен генерал Джунковский. Мы сразу почувствовали разницу – как в отношении к себе, так и в отношении к неприятелю. Теперь мы могли опять спокойно стоять на своих позициях, не опасаясь за участь своих орудий.

Светлые воспоминания о личности генерала Джунковского навсегда останутся в нашей памяти. Он был всегда с нами необыкновенно вежлив и внимателен, как к нам самим, так и ко всем нашим нуждам. О генерале Джунковском мы никогда не слыхали от его подчиненных ни одного плохого слова: все всегда его только хвалили, любили и верили ему.

10. Позиционная война начала 1917 года

Мы готовимся к встрече Нового года. В столовой нашей землянки, украшенной хвоей елей, вновь кружатся пары. В двух больших офицерских комнатах за столами, уставленными всевозможными изделиями минских кондитерских, более пожилые гости пьют чай и ведут разговоры, связанные главным образом с надеждами на наше близкое будущее, конечно, светлыми, радостными надеждами без тени грядущих бурь и несчастий.

Сегодня нас в землянке собралось довольно большое общество: офицеры четырех батарей и весь персонал двух наших отрядов Красного Креста. За ужином, должно быть, все не поместятся в одной столовой, придется молодежь рассадить и в других комнатах. Длинные скамейки скрипят по полу: гости рассаживаются за столы, покрытые белыми скатертями. Звенит посуда, шум веселой, живой человеческой речи, веселые, смеющиеся лица сестер милосердия и молодых офицеров. Часовая стрелка подходит к двенадцати.

– Милые гости, в каждом наступающем Новом году мы всегда ждали счастья. Всегда верили в то, что оно, это счастье, будет у нас обязательно, и эта вера и родная сестра ее надежда на счастье, удачу и радость, несмотря на все прошедшие испытания и тяжести, неизменно вновь появлялись у нас, как только часовая стрелка к Новому году близко подходила к цифре 12.

На этот раз оснований верить и надеяться у нас больше, чем в прошедших бранных годах. Счастье и радость для нашей Великой Родины мы в Новом году добудем сами, своими трудами, волей и кровью. В это мы все твердо верим, в это верит вся Русская армия.

Поздравляю вас с Новым годом! За наше грядущее счастье, за Русскую армию, за нашу Великую Родину, ура!..

Только к утру опустела землянка. Только к утру замолкла она, притихла, погрузилась в новогодний праздничный сон.

Что вам снилось в новогоднюю ночь, милые сестры? Гром ли духового оркестра в разукрашенных громадных залах ваших родных городов? Блеск мундиров, волны ли шелка и кружев или тихая улыбка и шепот склоняющегося к вам милого, дорогого лица?

Мне же снилась моя батарея, долгий и трудный поход, вой и шипение осколков германских снарядов, блеск штыков и мои маленькие приземистые пушки, выкидывающие из своих стальных жерл вместе с снопами огня гибель жестокому врагу и добывающие победу нашей великой, бесконечно любимой Родине.

* * *

Мы уходим с участка. Нас заменили пришедшие к дивизии сибирские батареи. Нас временно поставили в резерв по готовым землянкам, где в резерве раньше стояли наши полки.

Мы простились со своей землянкой уже навсегда, с жизнью, прошедшей под ее кровом.

Генерал