6-я батарея. 1914-1917 гг. Повесть о времени великого служения Родине - Болеслав Вильгельмович Веверн

наша землянка – все такая же. Я вылез из экипажа и пошел пешком к пехотным окопам. На фронте полная тишина. Кое-где по дороге как будто прибавилось некоторое количество новых снарядных воронок.

Линия наших пехотных окопов пуста. Смотрю в бинокль: германские окопы остались на своих местах, а несколько ближе и как будто рядом с ними – наша новая линия окопов.

По прорытому уже длинному ходу сообщения иду вперед.

Первое, что мне пришлось испытать, подходя к новым окопам, это ударивший прямо в лицо ужасающий трупный запах, от которого из-за внезапно начавшегося головокружения я был принужден остановиться. Ощущение настолько сильное, что я уже сразу почувствовал у себя во рту этот характерный сладковатый вкус разлагающейся крови.

Когда я пришел в себя и вошел в окоп, то невольно остановился перед следующей картиной: обедали трое солдат. Сидя на земляных приступках, из общего котелка они хлебали щи, закусывая их хлебом. Около каждого из них лежала на тряпочке мясная порция, облепленная крупными зелеными трупными мухами. Покончив со щами, они, все трое, принялись за порции, разгоняя руками назойливых мух, которые моментально же опять облепляли эти куски мяса, как только обедающие отнимали их от своих ртов.

Оглянувшись в недоумении кругом, я заметил, что из насыпанного к стороне неприятеля бруствера всюду торчат уже почерневшие руки и ноги мертвецов, и, еще более всмотревшись, я к ужасу своему увидел, что бруствер сплошь состоит из наваленных наскоро друг на друга трупов, едва присыпанных сверху и с боков землей. Я повернул вправо по окопу, и всюду – та же картина: живые, равнодушные люди среди разлагающихся мертвых.

Эта новая линия наших пехотных окопов в среднем от противника была проложена всего лишь шагов на тридцать, местами приближаясь или удаляясь вперед или назад на несколько шагов.

В настоящее время эти окопы занимал один из полков 52-й пехотной дивизии. Я спросил у встретившегося офицера, где я могу видеть командира полка? Он дал мне провожатого солдата, с которым я дошел до окопа, расположенного внизу, у подножия небольшой горки, занятой немцами. Чтобы не быть замеченными неприятелем, пришлось идти вдоль окопа, согнувшись, и наконец мы дошли до такого места, где на протяжении десятка шагов уже не было никакого прикрытия.

– Теперь, ваше высокоблагородие, сигайте прытче, – заявил мне мой проводник и быстро пробежал опасный промежуток окопов. Таким же образом пробежал и я, и через несколько шагов мы очутились у входа в землянку командира полка.

Полууглубленная в земле, забранная с боков мешками с землей, с грязной тряпкой, повешенной на месте двери, она представляла из себя убежище от дождя, но и только.

– Разрешите войти, господин полковник.

– Пожалуйста.

Навстречу мне поднялся пожилой полковник с седой, стриженной под машинку головой. Я назвал себя и сказал, что пришел заранее познакомиться с новой линией окопов, так как на днях моя батарея, видимо, займет свою старую позицию на Скробовском участке.

– Как понравились вам наши окопы? – спросил меня командир полка.

Я сознался, что таких окопов мне еще видеть не приходилось.

– Трупы – это все было бы еще полбеды, мы уже успели принюхаться. И близкое соседство немцев – тоже было бы ничего. А вот что скверно, это то, что мы сидим внизу, а они наверху и постоянно спускают к нам всякие нечистоты, и кроме того, очень трудно укрыться от их выстрелов. Ведь мы полуоткрыты.

– Господин полковник, скажите, пожалуйста, каким же образом появилась эта линия окопов?

– Очень просто: это результат боя. Последний момент нашего наступления. Во время последней атаки взять германские позиции не удалось. Залегли, затем наспех навалили трупы и постепенно их присыпали землей. Вот и новая линия. Э, да что говорить! Сам черт не разберет, что здесь творилось во время боя. Сначала ничего: наша артиллерия основательно развернула их позиции. Третий Сибирский корпус пошел в атаку, за ним наш – третий Кавказский. Часть германских позиций была взята. Третий Сибирский корпус пошел было вперед, но получил приказание остановиться и пропустить вперед третий Кавказский. Ладно, выполнили кое-как приказание, затем мы получили новое: остановиться и вернуться в исходное положение. Чем оно было вызвано – не могу вам объяснить. Ну что же – выполнили и это: бросили взятые такой дорогой ценой позиции противника. В исходном положении простояли почти двое суток и в это время смотрели, как пришедшие в себя разбитые нами немцы и подошедшие к ним свежие резервы исправляли и укрепляли развороченные окопы, а когда немцы окончили эту работу, нам приказано было опять идти в атаку и брать позиции снова. Пойти-то пошли, но взять уже не могли. Зато корпус одними убитыми потерял несколько тысяч человек. Ну, вот и все.

Распрощавшись с командиром полка и вернувшись обратно тем же путем, я наконец вздохнул полной грудью, ощущая чистый, свободный воздух. Я вспомнил, что рядом, на правом фланге, стоит сейчас 25-й корпус, и решил воспользоваться случаем и посетить своих бывших сослуживцев, офицеров 46-й артиллерийской бригады62, с которыми я не встречался еще с начала войны. Вскоре я был уже между офицерами моей родной 6-й батареи. Здесь вот что я услышал от участников минувшего боя.

25-му корпусу была поставлена задача демонстративного наступления на правом фланге.

После артиллерийской подготовки 46-я пехотная дивизия двинулась в атаку ведомая идущим впереди всех атакующих цепей своим храбрым генералом П. П. Карповым с командирами полков, идущими в атаку впереди своих полков.

Моральный подъем был настолько велик и удар был настолько силен, что вместо демонстрации дивизия проскочила через все линии неприятельских укреплений, как пыль смела всех их защитников и вышла далеко в тыл противнику Дивизия остановилась и, не получая свыше абсолютно никаких приказаний, временно окопалась.

Подошедшие свежие германские резервы, в свою очередь атаковали 46-ю дивизию, но безуспешно. Бой продолжался около суток, и дивизия, не получая никакой поддержки, принуждена была отойти назад, теряя во время этого отхода массу людей убитыми и ранеными.

Почему 3-я Гренадерская дивизия (3-я Гренадерская и 46-я дивизии составляли 25-й Армейский корпус) совершенно не поддержала 46-ю, почему вообще не воспользовались этим нашим прорывом германского фронта, никто мне объяснить не мог. В результате этого несчастного, хотя и блестящего, боя генерал Карпов был тяжело ранен. Командиры полков все выбыли из строя убитыми и ранеными, не считая колоссального числа убитых и раненых офицеров и солдат.

С такими грустными вестями я вернулся в свою 6-ю батарею.

* * *

– Вот наш командир приехал, – обратился к ожидающему меня гостю Т.