6-я батарея. 1914-1917 гг. Повесть о времени великого служения Родине - Болеслав Вильгельмович Веверн

что почти против нас, на широкой лесной поляне, на которой раньше никогда не замечалось присутствия артиллерии противника, в настоящий момент стоит маскированная легкая австрийская батарея, которая бьет во фланг атакующим. Я продолжаю всматриваться: огонь из другого угла этой же поляны. Еще третья батарея открыла огонь, четвертая… Да что же это такое? Вся поляна, что ли, уставлена пушками?

6-я батарея выпускает туда свою гранату, вторую, третью. Я не вижу разрывов своих снарядов. Лопнувшая в воздухе шрапнель разъясняет положение: поляна недоступна огню 6-й батареи – она слишком далеко.

Я бегу на наблюдательный пункт нашей гаубичной батареи, отталкиваю в сторону от трубы Цейса ее командира и быстро поворачиваю трубку на поляну.

– Смотрите!

Командир гаубичной батареи, сбитый сначала с толку моим поведением, даже вскрикнул от неожиданности:

– Господа, да сколько их?

Завыли наши гаубичные бомбы. Одна за другой, как перелетные птицы, понеслись они к поляне, где австрийские пушки, люди, дым, фонтаны выброшенной земли – все смешалось в общем хаосе. Австрийские батареи перестали стрелять, а наши гаубичные бомбы все продолжают рыть землю, разбивать сталебронзовые пушки австрийцев и весь горизонт затягивать белым туманом.

К вечеру артиллерийская канонада стала стихать, и шум боя прекратился.

Каков результат этого наступления гренадер? Точно не знаю. Знаю только, что в том месте после атаки наши позиции не продвинулись вперед ни на шаг. Слышал, что некоторые участки германских позиций были взяты, но затем оставлены ввиду чрезвычайно крупных потерь, понесенных гренадерскими полками. Удержать взятые окопы было невозможно.

Ночь прошла спокойно, хотя никто из нас не спал. Ясное, ничем не омраченное утро перешло в дождливый, туманный день, совершенно тихий, без выстрела. Очевидно, наступление окончилось.

* * *

Завтра утром мы отвечаем противнику его же оружием: мы выпускаем газ. Вдоль линии наших пехотных окопов расставлены у бруствера железные баллоны. Людям розданы ключи для их отвинчивания. Приготовлены маски. Все следят за ветром, за его силой и направлением. Ветер несколько усиливается, и это всех нас очень сильно беспокоит. Ночью, конечно, никто не ложится спать. Время тянется бесконечно. Выпуск газа назначен ровно на четыре часа утра.

В своей землянке, чтобы убить время, мы пьем чай. Один самовар сменяет другой, чаю выпито неимоверное количество, а часовая стрелка ползет еле-еле. Особое нервное настроение чувствуется у всех окружающих.

– Право, лучше самим принять газовую атаку противника, чем атаковать, – говорит кто-то из офицеров, – по крайней мере, нет этого бесконечного ожидания.

Четыре часа. По команде, переданной вполголоса, люди в масках начинают отвинчивать баллоны. Со свистом вырывается газ наружу, поднимается прямо вверх и на некоторой высоте останавливается. Многие баллоны не отвинчиваются – перержавели. Их выбрасывают за окопы и расстреливают из винтовок.

В окопах у неприятеля смятение, шум. Сотни ракет полетели в воздух, прорезывая наступающее облако газа и окрашивая его в розовый цвет. Облако двигается быстрее, чем надо, – ветер усилился. У нас волнение: выполнит ли газ свое назначение?

Огненное облако покрыло окопы противника и начинает бледнеть в свете наступающего утра, понеслось дальше к перелескам, скрывающим внутреннюю жизнь неприятеля.

Газовая атака окончилась. Результаты пока нам неизвестны. Атака, во всяком случае, не совсем удачна: ветер слишком быстро пронес облако и рассеял его в тылу у противника.

Впоследствии нам передавали, что в окопах почти никто не пострадал. Были отравлены где-то в ближайшем тылу пасущиеся лошади да пострадала еще какая-то рота, шедшая под утро в направлении позиций противника.

* * *

«К вам на позицию выехал генерал, командированный свыше, для поверки заградительного огня. Командир бригады просит вас взять на себя руководство в этой поверке», – получил я совершенно неожиданно телефонограмму из управления бригады.

Генерал приехал:

– Командир шестой батареи?

– Так точно, ваше превосходительство.

– Скажите, пожалуйста, какие полевые батареи участвуют в заградительном огне нашего участка?

– Шесть батарей нашей бригады и второй дивизион шестьдесят девятой бригады.

Мы угощаем приехавшего генерала у себя в землянке завтраком. Он с удивлением рассматривает ее.

– Ну и хоромы!

Мы на наблюдательном пункте. Я объясняю генералу свойства неприятельских позиций.

– Хорошо. Вон угол окопа, видите?

Генерал вынул секундомер.

– Вторая батарея вашей бригады – огонь.

Слева – выстрел, и шрапнель своим белым дымом точно повисла над углом окопа.

– Влево угол леса, пятая батарея вашей бригады – огонь.

Дым разорвавшейся шрапнели затянул верхушку елей.

– Шестая батарея шестьдесят девятой бригады, окоп у рябиновой аллеи – огонь.

Дым шрапнели покрыл верхушки крайних деревьев аллеи.

По указанию генерала из разных батарей было дано еще несколько выстрелов.

– Благодарю вас. Должен сознаться, что разыгрывается все это у вас идеально. Между окончанием команды и точным разрывом шрапнели даже в секундах почти нет промежутка.

Генерал уехал.

– Командир, мы ведь несколько разыграли и самого генерала: в шестьдесят девятую бригаду мы не передавали ваших команд, а стреляла за них наша шестая батарея, – сообщил мне очень довольный результатом смотра Н. Н. Кувалдин.

* * *

Мы готовимся к чрезвычайно важному событию: в самом скором времени на нашем Скробовском участке предполагается прорыв неприятельского фронта и, как следствие этого, захват Барановичей. Гренадерский корпус сосредотачивается на левом фланге предполагаемой операции, и поэтому нас отсюда уводят к озеру Колдычеву.

Мы недоумеваем: почему с места, где предполагается главный удар, уводят дивизию, простоявшую здесь около года и изучившую неприятельские позиции детально, а вместо нее ставят хотя и очень доблестные войска, но совершенно незнакомые с местностью, с характером неприятельских укреплений?

Наша задача на левом фланге – второстепенная, демонстративная, но и здесь по каким-то соображениям нас ставят в первую очередь на совершенно незнакомое место, да еще сильно болотистое, а гренадерские дивизии, хорошо изучившие в течение долгого периода времени все проходы и неприятельские позиции, ставят за нами.

Скорбовский удар будет произведен тремя60 корпусами, из которых в первую очередь двинется 3-й Сибирский корпус, заменяющий нас на наших позициях. Вслед за ним пойдет 3-й Кавказский и 10-й. На правом фланге такую же роль, какую мы на левом, будет играть 25-й корпус, то есть произведет тоже демонстративное наступление.

Итак, нас уводят. Мы покидаем свою родную землянку и передаем ее посторонним офицерам, устанавливающим свою батарею на нашей позиции. Орудия наши уже сняты с места и люди откатили их назад.

– Разоряем родное гнездо, – говорит мне старший телефонист Миронов.

Да, он прав – какое-то грустное чувство, какая-то тоска овладела душой. Прощай, милая, родная землянка…

Пока мы укладываемся и собираемся уходить, наш лес уже наполняется прибывающей артиллерией и, к удивлению нашему, мы замечаем, что прибывают орудия все больше тяжелого типа. Да,