Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

— Дорфус, подберите десять человек и идите за мной во дворец, я буду сначала у канцлера, а потом пойду к казначею. Встречайте меня у казначея.

— Конечно, генерал.

Канцлер принял его незамедлительно. В приемной у высшего чиновника земли Ребенрее было полно народа, важные господа сеньоры и купцы ждали своей очереди, тихо переговариваясь меж собой, но едва генерал вошёл в приёмную, увидавший его секретарь тут же вышел из-за стола и, поклонившись Волкову, сказал:

— Я доложу господину канцлеру о вашем прибытии.

Волков раскланивался со знакомыми людьми и почувствовал себя важной персоной сразу, как только дверь распахнулась и секретарь сказал ему:

— Господин канцлер ждёт вас, господин генерал.

Фезенклевер не поленился встать из-за стола и выйти к нему навстречу. Волков поклонился ему, но канцлер ему кланяться не стал, а попросту положил руки генералу на плечи.

— Рад вас видеть, любезный друг мой.

— Вчера на совете было принято решение… — начал было Волков, но канцлер его не стал слушать.

— Я всё помню, давайте сюда бумаги.

— Признаться, тут мои офицеры просят немного лишнего… — генерал протянул контракты и прошения, написанные от его имени.

— Садитесь, — канцлер указал ему на стул возле своего стола. А сам стал разглядывать бумаги, что дал ему Волков. Его тяжёлое и неулыбчивое лицо почти не менялось, когда он откладывал одну бумагу и начинал читать другую. Этот опытный человек был внимателен и сосредоточен. Наверное, это были главные качества первого сановника земли Ребенрее.

Генерал сидел напротив и ждал, что вот-вот Фезенклевер оторвётся от бумаг, посмотрит на него как-нибудь нехорошо и заговорит. Но канцлер лишь отложил одну бумагу и перешёл к чтению следующей. А когда всё было прочитано, он, не произнося ни слова, взял большое перо и, макая его в чернильницу, стал подписывать один за другим все принесённые генералом счета и контракты. Подпись его была размашиста и красива, но и на этом он не остановился. Достав из ящика на столе большую государственную печать, он припечатал её к каждому листу. А после этого достал из папки ещё несколько листов бумаги и, протянув их Волкову, произнёс:

— Рад сообщить вам, что Высочайшим соизволением ваша просьба о возмещении потерь при Гернсхайме удовлетворена полностью. Потеря кареты, коней, пушки и личных средств вам будет возмещена казною в полной мере, лафеты ваших орудий будут восстановлены силами арсенала Его Высочества.

Генерал был так удивлён, что поначалу не нашёлся, что и сказать, а когда собрался с мыслями, спросил:

— И когда же можно будет получить эти деньги?

— Курфюрст просил, чтобы по вашему делу проволочек не было, он хочет, чтобы вы со своими людьми как можно скорее отправились в Фёренбург. Этот город весьма беспокоит Его Высочество, так что всё серебро — и по контрактам, и по счетам, и по вашему прошению — уже ждёт вас у казначея, — сказал канцлер, протягивая Волкову пачку бумаг.

Тот встал, взял бумаги и, поклонившись, произнёс:

— Спасибо вам, господин канцлер.

Фезенклевер же вышел из-за стола, подошёл к нему и протянул руку для рукопожатия:

— Это вам спасибо, дорогой мой генерал.

⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀

Как и положено хранителю богатств, казначей находился в подвале дворца. Господин Нагель кутался в шубу и мягкую шапочку с головы не снимал, несмотря на то что рядом с его столом стояла жаровня. Зима была холодной, и тут, в подвалах, было весьма промозгло.

Казначею было достаточно всего пары мгновений, чтобы, взглянув на все бумаги, принесённые Волковым, всё сосчитать.

— Общая сумма — одиннадцать тысяч двести семьдесят семь талеров, — он, не поворачивая головы, диктует своему писарю: — Дитрих, расписка на имя Иеронима Фолькофа фон Эшбахта, барона фон Рабенбурга. Генерала. Сумма одиннадцать тысяч двести семьдесят семь талеров. Ганс, выноси деньги.

Пока писарь пишет, крупный мужик Ганс начинает выносить из-за тяжёлой, оббитой железом двери мешки с серебром и складывать их на полку рядом со входной дверью.

— Вот, — казначей положил перед генералом большой матерчатый кошель и добавил в него несколько монет. — Тут двести семьдесят семь талеров. Можете пересчитать. В мешках по тысяче талеров в каждом. Их можно не пересчитывать, — и добавил не без гордости: — Я ручаюсь за каждый мешок.

Волков хоть и любил посчитать деньги, сейчас же считать ничего не стал. Лишь подписал расписку, забрал кошель и вышел из подвала. И тут же увидел Дорфуса с десятком солдат.

— Вы вовремя, майор. Там, — он кивнул на дверь, — одиннадцать мешков серебра. Несите их в трактир.

Офицеры набросились на мешки, как стая голодных волков на лёгкую добычу. Генерал успел лишь забрать своё. Тут же к нему пришёл Брюнхвальд, чтобы обсудить какие-то детали по обозу и выплатам солдатам. Но барон даже слышать про всё это не хотел.

— Карл, ради Бога… — морщился Волков. — Прошу вас, друг мой, решите все эти вопросы с Дорфусом сами, — и тут он вспомнил. — Выдайте Пруффу сорок монет, подарок герцога. Я потом вам возмещу.

Брюнхвальду поклонился и ушёл, а чтобы его больше не утомляли всей этой извечной скучной работой, что приходится делать старшему офицеру, он взял денег и уехал за покупками.

Чёртов Вильбург. Столица! Генерал присмотрел себе одного конька-трёхлетка, то был неплохой конь. В Малене он бы стоил восемьдесят, ну или восемьдесят пять талеров, а за рекой во Фринланде барон сторговался бы за семьдесят пять. А тут жулик-коннозаводчик просил за коня сто десять монет. Сто десять! И ведь не хотел уступать, подлец, даже десяти монет! Волков разругался с ним. Мог бы, конечно, заплатить. Деньги у него были. Но дело пошло на принцип, он так злился, что ещё немного — и приказал бы Хенрику разукрасить мерзавца плетью. Едва сдержался. Уехал с рынка в бешенстве на том же самом крестьянском коньке, которого купил у первого встречного мужика, едва перебравшись через реку. Поехал покупать карету. Уж больно не хотелось ему трястись в седле до самого Фёренбурга. И что же? Кареты тут тоже были дороги. Хоть в Мален езжай. Но карету всё-таки пришлось купить, переплатив сто двадцать монет как минимум. Хорошо, что услужливый каретный мастер, довольный продажей своего изделия, так же продал ему четвёрку неплохих коней для кареты. По уже приемлемой для генерала цене. В общем, вернулся он в трактир после обеденного времени, голодный и не в самом лучшем расположении духа. Пришёл и, дав лакею стянуть