Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

— Вот, берите. И уезжайте сегодня.

— Братец, спасибо вам, — она деньги, конечно, берет, но разговор на этом кончать не думает. Немного мнётся, не зная, как начать, но потом всё-таки решается. — Только вот этих денег мне не хватит, чтобы уехать.

— Что? Вам не хватит двести талеров на два дня пути?

— Ну… У меня долги всякие, так, по мелочи, ещё кое-что купить надобно из женского. Конюху своему не платила полгода.

— И сколько вам нужно денег?

— Ну хоть пять сотен. Иначе мне никак не уехать. Хоть с конюхом расплачусь. И с прислугой…

Волков даже не хочет спрашивать, сколько она должна конюху и всем остальным слугам; он уверен, что красавица врёт ему, но снова идёт к шкафу и лезет в мешок с серебром, а графиня подходит сзади и заглядывает ему через плечо, видит мешки из казначейства:

— О, вы вечно при серебре. Оно само к вам липнет!

«Липнет? Курица!».

Он ничего ей не говорит, отсчитывает двести монет, прячет их в мешок и протягивает ей:

— Тут ещё двести.

— Ну, раз больше нет, — она берет и эти деньги. И не собирается просить большего: двести так двести. — Спасибо вам, братец; как управлюсь с делами, как починят карету, так сразу уеду.

— Вы мне врёте, — говорит он, но у него уже нет сил ругать красавицу или что-то требовать от неё. — Вы всё ещё рассчитываете попасть на завтрашний бал.

Графиня вдруг стала серьёзна, даже скорее печальна и говорит барону:

— Вы же видели Софию.

Волков кивает: да, видел.

— Видели, как она хороша и как молода.

Барон молчит. А что тут сказать, новая фаворитка принца и вправду молода и прекрасна. Всё, что он нашёлся сказать, была его догадка:

— Так деньги вы, видно, на новое платье для бала берёте?

Она же словно его не слышит.

— Уеду, так он меня совсем позабудет. Совсем.

Такой расклад и Волкову бы не нравился. Ему было бы лучше, если бы Брунхильда снова при дворе была в силах.

— Ничего, Агнес вам поможет, — говорит он, намекая на пахучее зелье своей «племянницы» из Ланна.

— Пойду, братец, — произносит красавица печально и идёт к двери.

Но он обгоняет её, в двери поворачивает ключ, чтобы, не дай Бог, кто не вошёл и обхватывает её за талию.

Однако графиня начинает вырываться.

— Прошу вас, братец, оставьте.

Он не выпускает её, хочет вести к кровати, тянет за руки, но на сей красавица противится и упирается и роняет один из кошелей с деньгами на пол.

— Ах, оставьте, не до того мне сейчас.

Тогда он отпускает её; она подняла деньги и, поцеловав барона в щёку, вышла из его покоев.

Не успел он сесть завтракать, как пришёл Хенрик и доложил ему, что два офицера, которых он не знает, просятся к нему.

— Что за офицеры? — поначалу не понял генерал.

— Шарфы в цветах принца. Один из них кавалерист.

— А ну-ка зовите их, — он, кажется, догадывался, что это за офицеры, и, конечно же, не ошибся.

— Ротмистр Юнгер, — браво представился первый из офицеров. По нему было видно сразу, что кавалерист. И не только по сияющей кирасе, крагам, кавалерийскому шлему и тяжёлым сапогам-ботфортам. Офицерский шарф он носил через плечо, как перевязь, а ещё у него были усы и бритый подбородок. Такого никто сейчас не носил. Разве что кавалеристы. Лет ему было тридцать пять, а был он всего лишь ротмистром. Либо звёзд с неба не хватал, либо был из совсем простых, из таких простых, которым выше ротмистра уже не подняться.

С ним был другой офицер. И этот генералу сразу понравился. Он был старше самого Брюнхвальда. Этому солдату было уже под пятьдесят лет. Доживший до пятидесяти солдат видел всё! Поэтому был он прост. Одежда и сапоги простые, шлем самый обычный, что носят простые солдаты. Вместо кирасы лёгкая бригантина, шарф, как и положено, опоясывал живот, низ бригантины. На поясе обыкновенный кацбальгер в простецких ножнах. Этому человеку точно уже было не стать капитаном. И, скорее всего, он и не рвался.

— Ротмистр арбалетчиков Его Высочества Кальб.

— Соизволением Его Высочества принца Ребенрее мы прибыли в ваше распоряжение, господин генерал, — пафосно сообщил кавалерист.

— Прекрасно, господа. Вы знаете, куда нас посылает курфюрст?

— Мы слыхали, что дело у Фёренбурга ещё не кончено, — отвечал арбалетчик. — Говорят, пойдём в город.

— Да, да… Пойдём в Фёренбург, на усиление тамошнего гарнизона, — Волков отложил вилку. — Без нас там неспокойно.

— Ох, не люблю я сидеть в осадах! — сразу высказался ротмистр Юнгер. — Сие не моё, мне бы в поле. А в городе что?

Волков покивал, соглашаясь: да, кавалерии в городе делать нечего. Кажется, генерал начинал понимать, почему этот офицер в свои годы всё ещё ротмистр.

— А гарнизон в городе наш или местный? — уточнил арбалетчик.

И это был правильный вопрос.

— Местный, там только местные, — отвечал Волков.

— Значит, идём за ними присматривать, — догадался старый солдат. — Чтобы местные еретики не учинили чего-нибудь.

Он однозначно нравился генералу, человек всё понимал без лишних объяснений.

— Именно, посидим тихонечко, посмотрим, прикрикнем, где нужно будет, чтобы еретики не бунтовали, даст Бог, дождёмся весны и маршала цу Коппенхаузена, — он не стал говорить про планируемую резню. — Тогда ван дер Пильс в этом году и не рискнёт пойти на город.

— Тогда ладно, так посидеть в городе до весны можно, — согласился кавалерист, — просто я очень не люблю резать своих коней.

— А сидеть в осадах вам уже приходилось?

— Потому и говорю, сидел год в Геббельсвахе, там пришлось зарезать всех лошадей — фураж кончился подчистую.

— Надеюсь, у нас до такого не дойдёт, — сказал Волков и, взяв вилку, добавил: — Господа, после того как закончу завтрак, я хочу взглянуть на ваших людей. Ну и лошадей, конечно. Вы прибыли, надеюсь, со своим обозом?

— Именно так, — сказал Юнгер за обоих. — И я, и Кальб оставили своих людей тут за углом, на главной площади. С телегами.

— Хорошо, я скоро приду туда.

Он не спеша закончил завтрак, переговорил с Дорфусом насчёт ковки новых меринов и лишь после этого спустился вниз, в столовую, а там, взяв с собой Дорфуса и Брюнхвальда, направился на площадь знакомиться с новыми своими людьми. С ними пошёл и Рене, а за старшими офицерами увязались и младшие: Вилли с почти неразлучным своим товарищем Максимилианом, с ними же и Хенрик с фон Флюгеном. Только Роха махнул на это дело рукой.

— Чего я, лошадей, что ли, не видал?

И остался с