Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

и застучал от волнения деревяшкой об пол, — тогда просите у него пятнадцать талеров на мушкет. Тридцать сержантам, их у нас будет десять, пятьдесят ротмистрам, их будет двое, Вилли сто монет, ну, и мне двести. А добыча… Как обычно по простому контракту. Согласитесь, генерал, мы того стоим.

Роха ещё задрал цену, но Волков лишь махнул на него рукой: ладно, стȯите. Напишу герцогу.

— Раз так, — тут же заговорил Брюнхвальд, — давайте запишем наших пехотинцев как отборных доппельзольдеров. Пусть Его Высочество заплатит по десять талеров каждому.

Волков машет рукой: пишите. Он даже понадеялся, что контракт будет так велик, что завтра утром казначей с канцлером откажутся выдать столько серебра, и на этом всё закончится. Но барон понимал, что это только пустые надежды. Герцогу по карману пять сотен самых лучших солдат со всем ротмистрами, капитанами и полковниками.

— Прекрасно, — обрадовался Брюнхвальд, — тем более что мы и не кривим душой, у Лаубе отличные солдаты, добавим к его ротам ещё сотню проверенных людей с хорошим ротмистром, и у нас будет три сотни доппельзольдеров.

— Добавляйте, — сказал генерал тоном «делайте что хотите», но тут же вспомнил. — А Лаубе-то от раны излечился?

— Да, с ним всё в порядке, — ответил ему Дорфус.

— Кстати… — Волков вспомнил ещё кое-что. — У Лаубе был один неплохой ротмистр. Кажется…

— Нейман, — сразу вспомнил майор.

— Да-да, Нейман. Возьмите его, он мне понравился.

— Думаю, он согласится с радостью, — заверил генерала Дорфус. — Он не труслив и очень охоч до серебра.

Только сидевший со всеми офицерами майор Пруфф был нерадостен, как и генерал. Он молчал, слушая других, а потом не без труда вылез из-за стола и, подойдя к барону, наклонился и спросил с заметным сожалением:

— Пушки, вижу я, в следующем деле вашем надобны не будут?

— Нет, господин майор, в городе они не пригодятся.

— Что ж, — всё с тем же сожалением продолжил Пруфф. — Завтра скажу господам канонирам, чтобы распускали людей.

— Да, господин майор, распускайте своих людей, — и тут Волкову стало даже жалко старого артиллериста. — Кстати, господин Пруфф, совсем вылетело из головы! Я сегодня на совете рассказывал герцогу про штурм нашего лагеря.

— И что, и что? — сразу заинтересовался майор.

— И сказал ему, что решающую роль в отражении натиска еретиков сыграли ваши пушки и вы.

— Вы так ему сказали?

— Так и сказал: не будь у нас пушек и артиллериста майора Пруффа, нам бы натиска нечестивых не отбить.

— И что же герцог? — артиллеристу было очень интересно, не каждый день о нем говорили с высочайшей особой. А может быть, и первый раз за всю жизнь.

— Его Высочество велел казначею вас наградить!

— Что? Наградить? — удивлению артиллериста не было предела.

— Да, наградить. Он велел выдать вам сорок талеров.

— Ах, как это удивительно! — воскликнул Пруфф. Он по-настоящему был взволнован. Он обернулся к офицерам. — Господа, вы слышали, курфюрст велел меня наградить за отражение натиска на наш лагерь! Велел казначею выдать мне сорок талеров!

Все удивлялись и поздравляли его. Поднимали за его здоровье и здоровье принца большие пивные кружки. А майор цвёл от счастья, Волков же тоже улыбался, тоже поднимал кружку и думал о том, что у него нет лишних денег, но эти сорок монет никак его не выручат, с его-то долгами. Так пусть уж старик порадуется.

После — им как будто не терпелось — офицеры завели разговоры про телеги, палатки, фураж и провиант. Дорфус достал бумагу и чернила, начали составлять смету на отряд. Волкова от одних этих слов коробило, ничего такого он даже слышать не хотел, он забрал свою кружку и ушёл к себе в покои, куда просил принести бумагу и чернила. Решил написать письмо жене. Сказать ей, что с ним всё в порядке, но её родственничек не даёт ему покоя. Конечно, он не хотел её лишний раз волновать, она была беременна. И поэтому не стал писать об опасностях, кои пережил и кои ему ещё предстоит пережить. Писал, что пойдёт со своими людьми и «сядет» в гарнизон в Фёренбург до лета. Что дело это простое. И что тревожиться ей нет нужды.

Он едва закончил, как Гюнтер доложил ему, что пришёл барон фон Реддернауф. Вот уж кого ему совсем не хотелось видеть; теперь, после совета у герцога, у него было ощущение, что именно министр по тайным делам и был главным виновником этой его фёренбургской «ссылки». Но не принять его он не мог. Кажется, при дворе теперь это был последний его приятель.

— К сожалению, барон, я не смогу сегодня с вами поужинать, — говорил генерал, приглашая министра в свои покои, — сами понимаете, дел без меры. Хочу уйти как можно быстрее.

— Понимаю, понимаю, вы заняты, — кивал барон, доставая из-под колета пачку бумаг. — Там внизу ваши офицеры за делом, и у вас пальцы в чернилах. Я вас долго не задержу. Я пришёл передать вам кое-какие бумаги, это копии договора между гербом Ребенрее и Фёренбургом, также копии купчих на бараки, находящиеся в черте города, в которых вы можете разместить своих людей, это собственность принца.

Генерал взял бумаги, осмотрел их.

— Прекрасно, ознакомлюсь с ними на досуге.

— Коли бюргеры будут препоны вам чинить, так тычьте им в нос эти бумаги… — он замолчал и лишь глядел на генерала пристально, словно думал, решал что-то про себя; и всё-таки решился, вздохнул и произнёс: — Рад сообщить вам также, что в городе у вас будет проверенный помощник. Он умён и опытен, никто не знает, что он служит интересам Его Высочества. Даже его родные.

— Ваш шпион, — догадался Волков.

Наверно, слово «шпион» не понравилось барону, и он поправил генерала:

— Наш сторонник. Человек внимательный, верный, истинно верующий и преданный гербу. Он вам будет большим подспорьем. В городе сей человек давно не нов, знает всё и обо всех. Вот только… — Реддернауф не договорил.

— Надо, чтобы о нашем с ним знакомстве никто не знал, всё надобно держать в тайне, — догадался генерал.

— Именно, — министр был рад, что собеседник всё понимает. — Жизнь этого человека весьма ценна. И мы должны сохранить его тайну в интересах герба вашего сеньора.

— Хорошо. Я понимаю и сохраню в тайне свои отношения с ним.

— Об этом я и хотел вас просить. Его имя Филипп Топперт. Он торговец солью, у него лавка на Хлебном рынке, также он имеет несколько амбаров на Рыбной улице и сдаёт их.

— То есть человек это не бедный.

— Не бедный. И денег никогда от меня не брал. Скажете, что от меня, он даст вам