Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

определенные различия, то между официальными «казенными» ведомствами ощутимой разницы не было. Стиль работы у германских и русских тюремщиков был, в принципе, почти одинаков (тут имеются в виду именно тюрьмы!).

Приняв и заприходовав уголовный контингент (процедура эта везде одна и та же!), начальство затем разгоняло людей по этапам; в одном случае этапы уходили на запад, в другом – на восток.

Вот так, собственно, и происходила эта перетасовка, это соприкосновение двух несхожих миров.

Несхожесть их обнаружилась довольно быстро. Поведение иностранцев в тюремных камерах и лагерях России было двусмысленным и недопустимым. Оно противоречило общепринятым нормам и вызывало резкий протест со стороны отечественного ворья.

Необходимо было выработать хоть какие-то общие правила, прийти к единому решению в вопросах этики… Ради этого и собрались блатные во Львове.

Ради этого и я приехал туда.

Однако наряду с общественными проблемами у меня имелись еще и личные.

Мне предстояло теперь разыскивать друзей Копченого – познакомиться с ними и вручить им письмо.

Как вы, наверное, сами догадываетесь, я успел уже давно заглянуть в это письмо – поинтересоваться его содержанием… К сожалению, я ничего в нем понять не смог. Послание Копченого написано было на польском жаргоне.

«Хитрый мужик, – думал я, шагая по улицам Львова и разыскивая нужный мне адрес. – Настоящий конспиратор. Ну что ж, посмотрим, каковы его друзья!»

Указанный в адресе дом оказался двухэтажным деревянным зданием, расположенным на окраине города, в глухом переулке, неподалеку от бойни.

Дом окружала высокая изгородь. Во дворе гремел цепью косматый вислоухий пес. Он встретил меня заливистым лаем, и тотчас же возникла из дверей дома женщина.

Я представился и протянул ей письмо. Она приняла его, повертела и спрятала, не читая. Затем молча взяла меня за руку и ввела в полутемную просторную комнату; судя по всему, это была кухня. В одном ее углу виднелась печь, в другом – поблескивала на полках медная посуда: кастрюли, тарелки, тазы. Дубовый, грубо сколоченный стол из конца в конец пересекал комнату, и было видно, что за ним совсем еще недавно обедали люди.

Еще витал махорочный дым и громоздилась на краю стола грязная посуда, и пол был замусорен, испятнан следами многих ног.

– Почекайте трошки, – сказала женщина и ушла, оставив меня одного.

Ждать, впрочем, пришлось недолго. Едва лишь я закурил и осмотрелся, знакомясь с обстановкой, раздались грузные шаги. Дверь распахнулась, и в кухню вошел плотный мужчина с вислыми хохлацкими усами и в расписной косоворотке.

– Ну, будем знакомы, – сказал хохол, пожимая и крепко встряхивая мою руку. – Присаживайтесь, прошу вас. – Говорил он, кстати, на хорошем чисто русском языке, с характерной московской интонацией. – Может, хотите чего-нибудь с дорожки – выпить, закусить? Нет? Вы только не стесняйтесь! – Он уселся на лавку, потер ладонями колени и остро глянул на меня. – Итак, вы – от Копченого. Судя по письму, вы с ним виделись… Где это, между прочим, было?

– На Северном Кавказе, – сказал я, – в Грозном.

– А где – конкретно?

– На квартире у одной женщины. Вы ее, наверное, не знаете…

– Как ее звать?

– Марго.

– Ах, Марго, – протянул он, улыбнувшись легонько, тронул длинные, прокуренные свои усы. – Прелестная женщина…

– А вы разве тоже ее знаете? – спросил я и опять – в который уже раз – подивился популярности моей Королевы.

– Видел когда-то, – уклончиво ответил он, – приходилось… Значит, встреча состоялась у нее на квартире. Но ведь это, кажется, было уже давненько. Сколько с тех пор прошло времени?

– Не помню, – растерялся я. – Погодите, дайте подумать. С Копченым я виделся где-то в конце сентября, а сейчас – апрель… Значит, прошло полгода.

– Где ж вы были все это время?

– В разных местах, – пробормотал я. – В Ташкенте был, к примеру, в Бухаре. Потом во Владивосток заехал ненадолго. Но в чем дело? Вас интересуют мои маршруты?

– Нет, нет, что вы, – поспешно сказал он, – ни в коем случае! У каждого из нас своя работа. Просто меня несколько удивила столь длительная ваша задержка. А в общем, это несущественно.

Так мы беседовали. И я все время ожидал, что человек этот заговорит наконец о деле – о переходе через границу, коснется деталей, поинтересуется моими планами. Хохол ни о чем таком не сказал. Разговор был весьма общим; он как бы шел по спирали – прихотливыми кругами и петлями, – и в результате мы снова вернулись к Марго и сошлись на том, что она – женщина редкостная, вполне оправдывающая свою кличку.

– Когда ж вы все-таки ее видели? – спросил я.

– Давненько, – сказал мой собеседник, – еще во время войны.

И тут же он деловито встал, давая понять, что беседа наша окончена.

Опять появилась женщина – та самая, что вела меня в дом. Невзрачная, сухонькая, с лицом закутанным в серый платок, она тихо стала у притолоки, сложила руки под грудью. Хохол сказал, кивнув в ее сторону:

– Это Марья Тарасовна. Прошу любить и жаловать.

Я поклонился. Марья Тарасовна продолжала стоять недвижно и молча.

– Сейчас она отведет вас в вашу комнату. Там вы пока будете жить. Учтите, порядки здесь строгие. – Он посмотрел на меня, со-щурясь. – На завтрак, на обед и ужин являться вовремя. Она вам скажет когда. По дому без толку не шляться. Разговоров с людьми не затевать. Если что-нибудь будет нужно, спросите хозяина, то есть меня. Все ясно?

– В общем, да, – сказал я, озадаченный начальственным жестким тоном Хозяина, – но из дому-то хотя бы можно будет выходить?

– Можно, – усмехнулся он, – конечно. Только ставьте в известность Тарасовну или меня – это во-первых. И во-вторых: если будете возвращаться ночью – проходить в дом следует не через двор, а задами, огородом. Там есть калиточка… Вам покажут, – и добавил, разглаживая ладонью усы: – Ну вот, собственно, и все. Правил у нас не слишком много, но они – железные! Усвойте это накрепко. Да вас, я думаю, не надо учить.

– И сколько же мне здесь придется жить? – спросил я, внезапно ощутив какое-то смутное беспокойство. – Моя задача, вы, вероятно, знаете, – уйти за кордон…

– Знаю, – сказал он медленно, – но всему свое время! Когда придет час, начнем действовать. А пока надо ждать. Есть причины. Да и вообще, торопливость – вещь неуместная. Кошки все делают быстро – и родятся слепыми!

Обосновавшись на новом месте, я поспешил затем на Зеленую Горку – так именовался известный во Львове трущобный окраинный район, расположенный на высоком холме неподалеку от вокзала. Там, на этой Горке, в районе Постдамша, проходила блатная конференция.

Она проходила шумно и суматошно, и в