Модернизация vs. война. Человек на Балканах накануне и во время Балканских войн (1912-1913) - Рашид Рашатович Субаев

Узнав о решениях, принятых в Скопье, Дебаре и Приштине, турецкое правительство передало албанцам в Косово через Ису Болетини 63 000 ружей. Сам албанский лидер во всеуслышание пригрозил сжечь дома тех албанцев, которые откажутся защищать «турецкую землю». Не дремала и австрийская пропаганда, призывавшая албанских мусульман и католиков с оружием в руках выступить против сербских войск и обещавшая, что австрийская армия выступит в их поддержку с территории Боснии{779}.

Однако, несмотря на все усилия турецких властей, лишь малая часть розданного оружия нашла своих обладателей. В ответ на объявленную турками мобилизацию лишь 16 тысяч албанцев собрались на границе с Сербией{780}. Как сообщал австрийский консул в Битоли, «во время мобилизации энтузиазм в пользу формирования отрядов башибузуков преобладал по всей Албании над стремлением получить статус батальонов редифа»{781}.

Сопротивление албанцев оказалось серьезным лишь в ходе первых вооруженных стычек. Сербская артиллерия успешно подавила эти очаги, и албанские лидеры хорошо поняли перспективу. После взятия сербскими войсками Скопье албанцы окончательно разуверились в военно-политической состоятельности Константинополя. Хорошо вооруженная и оснащенная сербская армия развивала свое наступление на волне беспрецедентных патриотических чувств, нацеленных на реалиизацию «сербской заветной мечты». Аналогичные чувства испытывали и черногорцы, успешно продвигавшиеся в направлении городов Печ и Джяковица{782}. Смирившись с неизбежным, Байрам Цурри, Ризабей и Иса Болетини покинули Косово и укрылись в горной албанской области Малиссия, а после взятия сербской армией 22 октября Приштины и победы 23–24 октября под Куманово Первая балканская война для Косово и Македонии была закончена. 29 октября сербская и черногорская армии соединились в Метохии. Третья сербская армия в полном составе присутствовала на литургии в Грачанице в ознаменование освобождения Косово. Сербские военные власти издали в Приштине и других освобожденных городах прокламации, в которых призвали албанцев успокоиться и сложить оружие. Часть албанцев сочла за благо укрыться в близлежащих горах, однако большинство населения приняло условия сербов. Последними разоружились албанцы Дреницы и Печа. Сербские власти в своей пропаганде подчеркивали, что война велась против Турции, а не против албанцев. На территории Косово были образованы три сербских округа — Лабский, Приштинский и Призренский, и два черногорских — Печский и Джяковицкий. Однако к довоенной идее о заключении всеобъемлющего сербо-албанского соглашения по Косово Белград уже не вернулся, установив в этих землях жесткий военноадминистративный режим{783}. А дальнейшие военные действия сербов с целью получения выхода на Адриатическое море в районе города Дуррес окончательно похоронили предвоенные сценарии и комбинации.

Эта операция началась с форсирования реки Дрин, после чего сербские войска взяли города Леш, Круя и Тирана и 29 ноября вышли на Адриатику в районе Дурреса, установив контроль над самим портом. Сопротивление албанских войск было не очень значительным, несмотря на то, что они формально входили в состав турецкой армии. Великие державы были удивлены новыми военными успехами Сербии, однако в европейских столицах хорошо понимали, что судьбы балканского разграничения окончательно решаться будут за столом переговоров, а не на поле битвы. Британский дипломат Джордж Бьюкенен даже позволил себе саркастически заметить своему сербскому коллеге по поводу занятия «города Драч» (как в сербском языке и по сей день именуется Дуррес, известный Европе того времени как «Дураццо»): «О, у вас уже есть название для Дураццо!»{784}.

Стремительные успехи сербской армии произвели тяжелое впечатление на албанских лидеров. По образному выражению албанского исследователя Ставро Скенди, «проблема, с которой должны были столкнуться албанские патриоты, оказалась весьма зловещей: судьба их страны»{785}. Во время Первой балканской войны албанцы в основной сражались на стороне Османской империи, поскольку «они верили, что, делая это, они лучше защитят собственную территорию»; теперь же они оказались свидетелями осады черногорцами Шкодера, оккупации сербами центральной части Албании и марша греческой армии на Янину — иными словами, «расчленения» их отечества{786}. Еще больше осложняли ситуацию отсутствие в стране дееспособной центральной власти и плачевное состояние инфраструктуры. Отныне судьба Албании и албанцев оказалась в значительной степени в руках международной дипломатии — в первую очередь держав Тройственного союза. И не случайно один из лидеров и идеологов албанского национальноосвободительного движения Сами Бей Фрашери именно в Вене и Лейпциге опубликовал в 1913 г. свое знаменитое сочинение{787}.

Один из ведущих современных сербских историков Славейко Терзич по-своему видит главные причины неудачи попыток властей Сербии и лидеров недавних антитурецких восстаний договориться накануне Первой балканской войны о создании единого фронта против Константинополя. По его мнению, национальное возрождение албанцев запаздывало по сравнению с другими балканскими народами, а его главными носителями были албанцы — православные и католики, занимавшие более высокую ступень социального и культурного развития, чем исповедовавшие ислам. Албанцы-мусульмане, составлявшие большинство албанского населения, во время Восточного кризиса были полностью на стороне Османской империи и самыми горячими защитниками теократического характера османского общества, сопротивляясь какой бы то ни было его европеизации, не отделяя интересы албанцев от интересов всей империи. Безусловно, ситуация менялась в конце XIX – начале XX вв., когда на политическое поведение албанцев вместо Турции стала влиять Австро-Венгрия, которая в албанском национальном движении видела удобное средство для осуществления своих имперских политических амбиций на Балканах. На главном направлении австрийских политических стремлений на Балканах, а в этих рамках и в отношении Старой Сербии, находилась и поддержка албанского экспансионизма в Старой Сербии со стороны Двуединой монархии. В Вене считали, что вытеснение сербов из этой области — в интересах австро-венгерской балканской политики. Такая политика делала невозможным попытки политического договора между сербами и албанцами для совместной борьбы против Турции. Накануне освобождения Старой Сербии в 1912 г. политические лидеры Королевства Сербии стремились установить связи с представителями местных албанцев для совместной борьбы против Османской империи. Сербское правительство обратилось с прокламацией к албанцам, в которой, в частности, говорилось, что сербская армия идет против Турции, чтобы освободить сербов и албанцев, что албанцам будет обеспечена мирная жизнь и защищено имущество, сохранены старые обычаи, что им будет гарантировано управление своими школами и церквами. Однако, религиозная идентификация с оттоманской властью, а также сильное влияние Австро-Венгрии на политическое руководство албанцев были намного сильнее идеи балканской солидарности. Играла свою роль и позиция международной общественности. Она в целом носила антисербский и проалбанский характер — причем это было характерно не только для Австро-Венгрии, но даже для лишь только начинавших присматриваться к балканским проблемам США. Американская пресса уделяла растущее внимание к ситуации вокруг Албании и сербо-албанским отношениям, видя в ней серьезную угрозу общеевропейскому миру и