Люди на карте. Россия: от края до крайности - Владимир Дмитриевич Севриновский

название города на идише и огромная менора, параллельно улице Ленина идет еще более оживленная улица Шолом-Алейхема с памятником этому певцу местечкового еврейства. Повсюду магазинчики с названиями «Цимес» и «Бридер». Однако еврейскую кухню здесь можно попробовать только в одном ресторане и лишь по предварительному заказу, в отличие от арабской шаурмы и свинины по-китайски. К тому же евреев в соседнем Хабаровске больше, чем во всей автономии с ее милой, но довольно провинциальной столицей. А само название города и вовсе эвенкийское, в переводе – «Стойбище у Биры».

Даже городская синагога сейчас без раввина – предыдущий, когда дети подросли, переселился в город, где им проще получить образование, а новый пока не выучился. Вот и получается, что служба раввина в Биробиджане коротка – промежуток между тем, как он сделает тут первых детей, и временем, когда они подрастут для школы.

К сожалению, еврейский культурный центр с двусмысленным названием «Фрейд» унаследовал со времен сталинских гонений такую привычку к скрытности, что проникнуть в него мне так и не удалось. Меня провели старым, как мир, трюком – на дверях (вероятно, для настырных гоев и потенциальных террористов) висело объявление, что экскурсия по музею синагоги начинается в 14:00, тогда как в действительности хитрые иудеи отпирали ее ненадолго в десять часов утра, для молитвы. После этого проникнуть туда было не проще, чем в Форт-Нокс, а беседовать со мной местная руководительница отказалась наотрез – дескать, подлые журналюги потом все переврут, поэтому лучше молчать, как Мальчиш-Кибальчиш на допросе. Немногие сведения о местных евреях удалось почерпнуть только у охранника, оказавшегося куда более гостеприимным. Так что, если окажетесь в Биробиджане, не удивляйтесь этим фрейдистским штучкам. Ведь все мы знаем, что подлинный еврейский культурный центр – это городской рынок. Идите лучше туда, там весело. Особенно после помидоров с коноплей.

Второй приход отца Владислава

Раньше в поселке Эссо, что в самом центре Камчатки, церковь стояла на улице Ленина. Теперь построили новую, на Советской улице. Ремонт еще не закончен, внутри уютно пахнет свежей стружкой. Лампочка качается на голом проводе, живые блики танцуют на иконах и на расшитом бисером малахае, венчающем стопку книг. Отец Владислав, восседая на табуретке, увлеченно рассказывает про ездовой спорт. О нем он знает не понаслышке. Дебютировав в 2008 году, три года спустя сельский батюшка занял второе место в «Берингии» – крупнейшей в России гонке на собачьих упряжках, и победил в первенстве Камчатки «Быстринский спринт». Несмотря на седую бороду, в его манерах нет ни следа нарочитой важности или напыщенности. Он простой человек и не скрывает этого. Но улыбка, не сходящая с его губ, мне знакома. Она свойственна лишь тем людям, которые занимаются любимым делом и потому счастливы.

– Я живу в Эссо с 1999 года. Каждый год благословлял стартующую здесь «Берингию», провожал каюров и сам порой задумывался, получилось бы у меня пройти тысячу километров. Потом мне предложили четырех ездовых собачек. Я и подумал: сперва здесь немного поезжу, с детьми покатаюсь, а потом как Бог даст. Все-таки четверо – это не полная упряжка, а так, баловство. Но как люди прослышали, сразу мне знакомый коряк еще трех щенков подарил, потом с севера двух привезли. Через год упряжка из восьми собак получилась. Как раз для «Берингии» – там по правилам нужно от восьми до четырнадцати. Епископ Игнатий меня благословил. «Ладно, – говорит. – Ты все равно по северам мотаешься. Будешь теперь путешествовать, как первые камчатские миссионеры, Иннокентий-святитель и митрополит Нестор, и просвещать, подражая им, местные народы». Правда, обычно их возили другие, упряжкой управлял только протоиерей Прокопий Громов. Показывал класс своему епископу. Я расспрашивал каюров, книги читал. Фильмы смотрел каждый вечер. Сперва у других брал собак, теперь они у меня берут.

Если погода плохая, я надеваю для гонки национальную одежду – лучше для Камчатки ничего нет. Камлейку эвенскую, торбаса, корякский малахай. Когда шили его, попросил, чтобы мне, как священнику, крестик сделали. Не то сразу уволят – скажут, в шаманской шапке езжу. Все равно многие попрекают языческими кисточками на нем. А зимний и вовсе вроде как с рожками, его так и называют – «рогатый малахай». Но я же понимаю – это не дьявольщина, а вентиляция, в такой одежде каждая мелочь продумана. И всем говорю: вы не на кисточки смотрите, а на крестики. Малахай я освятил, теперь это скуфейка. Если ничего другого не найдется, могу в ней службы проводить. А камлейка у меня вместо подрясника. Камчатские аборигены ценят, когда уважают их традиции. К тому же прилетишь на самолете – никто не увидит, а на встречу «Берингии» все село собирается. Сразу после финиша подходят – детей крестить, дом освятить, а то и просто за иконкой. Иногда щенков передаю для упряжек – им нравится, что именно священник дал щенка. Тяжело, конечно – собаки же не мотоцикл. За ними ухаживать надо – лапы смазывать, если повредили, носки защитные надевать, жидкую пищу варить… Ведь заболевших собак снимают с гонки. Даже если потом поправятся, в нарты их ставить нельзя. Хорошо, когда этап короткий. Но если девяносто километров и пурга – остальные каюры давно отдыхают перед ранней побудкой, а я работаю. К счастью, люди помогают. Да и усталость эта приятная – знаешь, что ты кому-то нужен и тебя всюду ждут. Скажешь: «Господи, благослови!» – и вперед.

Батюшка садится на снегоход – подарок епископа Артемия, и мы, прихватив котел с собачьим супом, отправляемся к питомнику. Мотор ревет, машина скачет через сугробы и закладывает крутые виражи – отец Владислав любит быструю езду не только на упряжке. Звери встречают хозяина радостным лаем. А он перед тем, как наполнить плошки, подходит к нартам и с мальчишеским задором показывает мне в лицах свои лучшие маневры и самые смешные падения. – В первой гонке у меня не было хорошего передовика – умной и надежной собаки, которая идет первой, и я заблудился. Где небо, где горы, где тундра – непонятно, все серо-белое. К счастью, меня чудом заметил снегоход сопровождения. Теперь уже много лет в моей упряжке Шурупчик – надежный передовик, про которого я точно знаю, что он и в пургу не собьется.

Другой раз заказал я на материке, в Тверской области, индейские нарты – тобоган называются. Но тормоза там сделали слабенькие, для равнины, а переделать я не успел. «Берингия» в тому году тоже, как назло, была экспериментальная. Шли мы