Евгений Шварц - Михаил Михайлович Кунин

Дракона. Между тем горожане сообщают рыцарю о том, что никакого воинского снаряжения в городе давно нет, и дают ему медный таз вместо щита и справку о том, что копье находится в ремонте. Неожиданно прибывшие погонщики ослов вручают Ланцелоту волшебное снаряжение – меч с копьем, ковер-самолет и шапку-невидимку. А также самонастраивающийся музыкальный инструмент, миссия которого – быть рядом с рыцарем в качестве собеседника, бессловесно разговаривать с ним и предупреждать об опасности.

В результате сражения Дракон повержен и убит, а Ланцелот тяжело ранен и исчезает со сцены. Власть в городе переходит к Бургомистру, который объявляет себя победителем Дракона, а горожане снова оказываются в униженном и бесправном положении. Когда Бургомистр, которого убедили в смерти Ланцелота, решает жениться на Эльзе, то в момент церемонии Эльза задается вопросом – неужели Дракон не умер, а перевоплотился? И тогда на сцене снова появляется Ланцелот, которого вылечили друзья в горах и который целый месяц ходил по городу в шапке-невидимке, чтобы увидеть, как живут простые люди. Бургомистра, который пытается бежать, задерживают и отправляют в тюрьму, а Ланцелот клянется очистить от Дракона души людей. «Все мы после долгих забот и мучений будем счастливы, очень счастливы наконец!» – предрекает Ланцелот горожанам.

Что же в итоге? Оказывается, что смерть Дракона ничего по существу не меняет, поскольку люди выращивают в своем сознании новых «драконов». Пребывая под властью чудовища, они не хотят бороться за свою свободу и независимость, а лишь надеются, что им не станет еще хуже, чем есть. Дракон Шварца жесток, но умен и пользуется своей властью, хорошо понимая психологию порабощенных им людей. Большинство горожан пребывают в бездействии до тех пор, пока им сытно и тепло. А Ланцелот – борец с любой несправедливостью и бесчестьем – почти одинок в своей приверженности идее внутренней свободы и высоким моральным принципам. Жестокость и беспринципность, насаждаемые в городе Драконом, привычно и буднично воспринимаются выросшими в этой атмосфере людьми, и самые страшные вещи происходят с их молчаливого согласия. Цинизм и жестокость превратились в обыденность, норму жизни, и единственный способ борьбы с этой данностью – это уничтожение Дракона внутри себя, искоренение в себе ростков греха, самих предпосылок жестокости и цинизма. Объясняя это горожанам, Ланцелот говорит о том, что нужно «возделывать человеческие души» так же, как садовник возделывает растения. И вопросы, поставленные странствующим рыцарем, вечны – они стояли перед каждым в годы написания пьесы, стоят и сейчас…

В конце ноября 1943 года в Сталинабад за Наташей приехала ее мама, сделавшая перерыв в своей актерской работе (в то время она в основном выступала с фронтовой бригадой). Вместе они уехали в Москву к родственникам, откуда Гаянэ Николаевна надеялась вернуться в Ленинград. Наташа, очень привязанная к отцу, скучала без него и писала ему письма. Жизнь в перенаселенной столичной квартире рядом с мамой, всецело занятой театральной карьерой, и необходимость возвращаться к учебе в школе очень отличались от тихого размеренного быта южного города в обществе любящего папы.

Из письма Наташи от 12 декабря: «Дорогой мой папочка и Екатерина Ивановна! <…> Завтра уже я пойду в школу. Сегодня учу всё. Оказывается, что я не очень забыла. Но всё-таки в школу идти страшно. Живу я на Метростроевской. Мать дома бывает очень редко и вообще меня мало касается. Она собирается уезжать в Ленинград. <…> Папа, всё равно я думаю, что ты приедешь в Москву, и очень жду тебя. Мне иногда кажется, что ты уже едешь сюда, а телеграмму нарочно не даешь, чтобы приехать неожиданно. <…> Конечно, здесь довольно шумно, но ничего. А когда тетя Аня кричит на маму, так я испытываю чувство большой радости. Вообще все скандалы здесь такие смешные, что мне за обедом часто приходится идти в коридор, чтобы отсмеяться. <…> Только иногда мне надоедает эта суетня и шум. Куда ни сунешься, везде шум, гам и суетня. На улицу пойдешь, шум. Дома и в школе тоже орут, бегают, ругаются. Но вообще живу я неплохо. Только неприятно то, что здесь негде читать. Всё время мешают. <…> Крепко, крепко целую вас. Ваша Наташа».

* * *

К концу 1943-го «Дракон» был закончен, и в январе следующего года Акимов в Москве начал переговоры с Реперткомом о возможности постановки спектакля по новой пьесе Шварца. В это время Евгений Львович писал Малюгину о своих впечатлениях последнего времени: «Дорогой Леонид Антонович! <…> Здесь много любопытного. Театр – интересен по-прежнему. Акимов умен и блестящ больше прежнего. Только благодаря ему я дописал здесь “Дракона”. Сейчас Акимов с пьесой в Москве, и я жду вестей. Пока что я не жалею, что повидал настоящую Азию. А это, честное слово, извините за прописную истину, но всё-таки самое главное. В настоящее время я занят пьесой под названием “Мушфики молчит”. Мушфики – это таджикский Насср-Эддин.

Но довольно о себе. Поговорим о Вас. Первый спектакль, который я здесь увидел, был “Дорога в Нью-Йорк”[79]. Спектакль – прелестный. Начинается с кинофильма, где показаны главные действующие лица. Потом очень легко и весело идет остальное. Прекрасно играет Сухаревская. Это ее спектакль. Я только здесь понял, какая хорошая роль Элли. Тенин, говоря глубоко между нами, хуже Полицеймако. Дубоват и грубоват. Ролей он никогда не учит, а собственный язык у него подвешен плохо. И когда он в комедийном темпе кустарной скороговоркой выбалтывает свой собственный текст, получается нескладно. Но не огорчайтесь. Он, подлец, всё-таки талантлив, обаятелен, музыкален. И в общем Питер получается. Зрители от него в восторге. Но, повторяю, Полицеймако много лучше. И, опять-таки повторяю, – никому об этом не говорите. Каким-то чудом становится известным в труппе всё, что ни скажешь об актерах, хотя за много тысяч километров от них. Кровицкий чудно играет старика Эндрюса. Словом, спектакль удался, имеет огромный успех, идет часто, всё время делает сборы, с чем Вас и поздравляю.

<…> Здесь нет кировского одиночества, но я много дал бы за то, чтобы Вас повидать. <…> Когда мы увидимся? Вести с фронтов подают надежды, что скоро. Я прочно связался с театром Комедии. Куда они, туда и я. Но, тем не менее, верю, что мы увидимся скоро. Привет чудотворцу Руднику, Мариенгофу и Никритиной, Казико, всем. Ваш Е. Шварц».

К работе над пьесой «Мушфики молчит» Шварц так и не приступил, но зато закончил в середине 1943 года переработку «Голого короля». А в августе того же года Евгений Львович направил в Союздетфильм развернутую заявку о написании им киносценария по сказке «Кот в сапогах». Предложенный им сюжет был совсем не похож на сказку «Новые