После Сталинграда. Семь лет в советском плену. 1943—1950 - Эдельберт Холль

как они впадают в состояние практического и обычного опьянения, как они готовы пойти на все, лишь бы достичь этого состояния. Здесь я впервые обнаружил, что можно напиться одеколоном или духами. Отдельные личности пьют одеколон стаканами, разбавив его водой. Другие предпочитают крепкую настойку чая – чефирь. Санитары и Павлик являются рабами этого порока. Время от времени за взятку охране они могут тайком провести в лагерь женщин из расположенного в трех километрах отсюда женского лагеря. А представители лагерной «аристократии» всегда готовы провести ночь с проституткой в небольшой палате лазарета.

Несмотря на многочисленные обязанности – иногда я не знаю отдыха по 36 часов, после чего получаю лишь несколько часов сна, – я доволен. Жизнь была бы совсем другой, если бы я жил лишь на жидком супе и плохом хлебе. Здесь же мой организм получает пищу, богатую белками, которые ему решительно необходимы для улучшения здоровья.

Все, что я могу здесь стащить, я отдаю моим друзьям, которым тоже необходима более качественная еда. Лучше всех из них сейчас выглядит Рупрехт, который на целый день остается в лагере и занят наведением чистоты в лазарете. За две недели я сумел стать необходимым. Тем не менее из-за постоянного ворчания Павлика, связанного с его вечным пребыванием в плохом настроении, я как-то вышел из себя и попросился обратно. Но в тот же вечер Павлик уговорил меня вернуться. Постоянные хлопоты делают эту работу обременительной для меня, но я должен держаться, и не только ради себя, но и для моих друзей. Как же изменились времена! Я кручусь как волчок, будто новобранец на курсе молодого бойца.

По вечерам, после приемных часов, начинается моя настоящая работа в качестве уборщика. Холодной или при удаче горячей водой из прачечной я мою полы в четырех помещениях медицинского барака. Сначала я скребу полы кухонным ножом или осколком стекла. Потом настает очередь щетки для уборки пола, которую мне пришлось приобрести в первую очередь. Что бы я ни делал, Павлик всегда недоволен. Я успел к этому привыкнуть, хотя это было нелегко, и теперь я скребу полы, чтобы меня не выгнали.

Новость. Кажется, что-то начинает проясняться с нашим возвращением домой. Ответственный за культурную работу в лагере, который сегодня утром был в лазарете, рассказал мне, что из Москвы потребовали данные по нам, немцам. Это означает, что скоро нас собираются отправить домой. Сначала я не хотел в это верить, но потом этот работник культурного сектора заверил меня, что он лично заполнял данные на тех, кто ежедневно выполнял норму в среднем на 144 процента и был политически благонадежен. Эта новость снова разбудила во мне надежду, хотя Советское государство пока еще и не делало никаких заявлений на этот счет. Мне уже представляется чем-то фантастическим возможность вернуться в цивилизацию, когда ты снова можешь начать жизнь нормального человека.

Дни для нас тянулись долго. На день своего рождения, уже восьмой в качестве военнопленного, я сумел приготовить для своих друзей небольшое угощение. Все это – благодаря моим связям в лазарете и на кухне. Помимо пожеланий мне доброго здоровья, мы сосредоточились на одном вопросе: «Действительно ли мы вот-вот отправимся домой?» Нас всех переполнял оптимизм, и мы верили, что родина не забыла о нас, что она всеми способами готовит почву для нашего возвращения домой. Важным фактором для всех нас является поведение Америки, Англии и Франции. Если они все вместе потребуют нашего освобождения, русские не смогут держать нас здесь вечно. Это было бы неразумно, так как в очередной раз послужило бы почвой для возбуждения ненависти.

Вечером 16 февраля Павлик объявил мне, что с завтрашнего утра мне снова придется вместе со всеми выходить на работы. Мое место занял похожий на гнома маленький татарин из Сталинграда по прозвищу Колыма.

Рано утром я последний раз присматривал за посетителями лазарета. После четырех недель, проведенных в чистоте на работе санитара, грязь барака больше, чем когда-либо прежде, вызывает во мне отвращение. Бригада все еще работает на старом месте. Я с отвращением смотрю на камни под снегом на склоне холма, которые мне предстоит дробить. Каждые несколько минут я ухожу с рабочего места, чтобы погреться. Стоит мороз, 30 или 40 градусов. Наступит ли здесь когда-нибудь снова тепло? Надеюсь, что месяц март будет немного теплее.

Глава 5

Возвращение домой

Я вхожу в предбанник лазарета.

– Добрый вечер! Есть какая-нибудь работа для нас?

Ко мне направляется Колыма:

– А, привет, Холль! Можете распилить бревно там, снаружи. Ты знаешь, какой длины должны быть поленья. Кстати, завтра вы отправляетесь домой.

Я с подозрением посмотрел на него, но лицо татарина оставалось бесстрастным. Возможно, это была шутка, но я достаточно мудр, чтобы попасться на такой трюк. Я засмеялся:

– Очень забавно! Завтра! Домой! Ха-ха-ха!

Но Колыма смотрит на меня серьезно своими большими глазами.

– Это не шутка, посыльный из караульной сам сказал мне об этом. Он подслушал разговор по телефону между комендантом лагеря и отрядом. Можешь поверить мне, это действительно правда!

Но я все еще не могу поверить в это. В маленьком помещении по соседству сидят вольные: врач, фельдшер и санитар. Они услышали наш разговор. Павлик встает и объявляет мне:

– Да, это правда, и вы завтра поедете в Германию!

Санитар кивнул в знак подтверждения.

Открылась дверь, и в помещение вошел пекарь. Он работает за территорией лагеря, но является здесь частым гостем. Увидев меня, он сразу же спросил:

– Что происходит? Ты в курсе, что тебе предстоит путь домой? Кое-кто ждет тебя в караульном помещении. Он прибыл из 211-й колонны и тоже отправляется в Германию.

– Я готов!

Одним прыжком я выскочил наружу и бегом отправился к караулке. Через крошечное окошко в двери я выглянул наружу. И передо мной сразу же возник Вильгельм Руперинг, который прибыл сюда, в лагерь, восемь недель назад и работал на укладке железнодорожной насыпи. Я начал было говорить, но сбился и не мог придумать, с чего начать. Вскоре дверь распахнулась, и Вильгельм в сопровождении заместителя руководителя работ вошел внутрь.

– Добрый вечер, Вильгельм, что вы здесь делаете? – Я с любопытством заглядывал ему чуть ли не в рот.

– Добрый вечер, Берт! Сегодня вечером меня вдруг отправили сюда. Мы едем домой!

Вне себя от радости, мы пожали друг другу руки. Похоже, что это была правда. Заместитель руководителя работ сказал, чтобы я сообщил всем немцам в лагере, чтобы завтра никто из них не выходил на работы.