После Сталинграда. Семь лет в советском плену. 1943—1950 - Эдельберт Холль

следующий отрезок пути. Он вернулся поздно вечером, потерпев неудачу, так как все здешние учреждения по воскресеньям закрыты. Теперь нам придется ждать здесь до следующего вечера, так как без разрешения комендатуры мы не можем ехать дальше.

Наша группа, в составе которой первоначально было 26 человек из 205-й колонны, выросла уже до 105 человек со всей территории к западу от озера Байкал. Мне довольно сложно было уследить за тем, чтобы они не расходились, да и красноармеец постоянно подходил и спрашивал, все ли на месте. Это не соответствовало действительности, так как несколько человек куда-то пропали еще несколько часов назад. Тем не менее я успокаивал солдата, так как сам не допускал мысли, что кто-то способен отстать от поезда по невнимательности. Сам я предпочитал не рисковать возможностью быть арестованным милицией. Поэтому я оставался вместе с группой и не отходил от поезда.

В этот вечер я убедился в том, что многие продали кое-что из своих совершенно новых вещей. Взамен они получили старую одежду и деньги. Но многие просто бездумно продавали вещи, как бы самоутверждаясь. Впервые за многие годы они получили возможность совершать покупки в здании вокзала, о чем в течение стольких лет мы могли только мечтать. И здесь я тоже не позволил себе участвовать в подобных экспериментах, поскольку не был уверен, не вызовет ли это какие-нибудь серьезные последствия. Но, как обычно, Россия оказалась страной «безграничных невозможностей».

На следующий день все охотно продолжали совершать сделки. А вечером мы отправились в путь и к полудню назавтра прибыли в Мариинск. Множество людей, которым в Тайшете выдали новую одежду, самым глупым образом успело распродать ее. И вот результат: об этом составлен рапорт, и мы не знаем, какими могут быть последствия. Сами продавшие считали, что Москва все равно распорядилась отправить нас домой, и ничего не произойдет. Очень хочется надеяться, что они не ошибаются!

В самом деле домой?

Как и предыдущие два лагеря, Мариинский являлся пересыльным. Здесь уже несколько дней ожидали более двухсот военнопленных, собранных со всех уголков Сибири, от Караганды до Владивостока, из областей западнее и восточнее озера Байкал и даже с золотоносных рудников в нижнем течении Енисея и с Крайнего Севера. Я был очень удивлен, когда встретил здесь бывшего лейтенанта-зенитчика, с которым был знаком еще по лагерю в Елабуге. Но еще большим мое изумление было, когда Хайнике рассказал мне, что здесь же находится и мой старый товарищ по 6-му блоку елабужского лагеря капитан Фриц Шмайцер. Я немедленно отправился разыскивать его, и мы с радостью обнялись.

Фриц рассказал, что в 1948 году, несмотря на то что он считался уже убежденным антифашистом, его приговорили к 10 годам каторжных работ по статье 47 за саботаж на производстве.

Русским, давно обосновавшимся в здешних бараках, было приказано уступить свои места нам, а самим переселиться в землянки. Нам выдали матрасы, подушки и одеяла. На самом деле мы не хотели получать их, но комендант лагеря заявил, что нам придется подождать здесь еще всего несколько дней, так как ожидалось прибытие еще некоторого количества наших соотечественников, подлежащих отправке на родину. «Всего несколько дней» превратились в четыре долгие недели и серьезное испытание нашего терпения. Ходили разной достоверности слухи относительно возможного прибытия транспорта для нас, но все еще не было никаких определенных вестей.

Когда же 26 человек из ожидавших прибытия транспорта были отправлены в другой лагерь, всеми овладело чувство горького пессимизма. С тяжелым сердцем, поставив крест на своих надеждах, они прощались с нами. Это были люди, которые либо служили в полиции, либо были осуждены по статьям 58 или 54. На нашем пути, подобно страшному призраку, стоял оперативный отдел НКВД, и никто не был уверен в том, не вызовут ли его самого следующим к караульному помещению.

Мы проводили время за игрой в самодельные карты, и никогда еще оно не тянулось так медленно и лениво, будто улитка. К нам присоединились несколько наших соотечественников, которые жили здесь много лет своей жизнью. Это были гражданские лица из советской зоны оккупации в Германии, оказавшиеся здесь в 1947–1948 годах. Среди них, например, был районный судья, начальник которого на момент капитуляции успел провести 14 лет в концлагере. Судья оказался в Сибири. А с последним женским конвоем в лагерь прибыли еще две немки. Одной из них, уроженке Кенигсберга, парикмахеру по профессии, было всего 20 лет. Второй, жительнице Берлина, – 26 лет. Было интересно наблюдать, как годы в Сибири повлияли на этих женщин.

Похоже, наконец появилась определенность в дате нашей отправки домой. С самого утра мы все оделись и находились в готовности, однако не все шло так быстро. Зачитывание списков заняло долгое время, так как общее количество отправляемых достигло 909 человек. Но 20 из нас придется остаться, так как их имена не попали в списки, а их дела подлежат проверке со стороны ответственного адвоката, полковника юстиции. Наконец, после последнего тщательного обыска, в результате которого нам пришлось избавиться от всех старых вещей и получить взамен дешевые фабричного производства предметы туалета, наступила еще одна бесконечная ночь. Офицер-контролер изъял у меня все, кроме ничем не примечательных фотографий и кошелька, в котором лежала квитанция на получение моего обручального кольца, которое у меня отобрали 12 марта 1949 года в харьковской тюрьме. Все фотографии, на которых я был в мундире офицера немецкого вермахта, у меня отобрали. Очень любопытно обстояло дело с квитанцией на обручальное кольцо. Никто из офицеров, к которым я до сих пор обращался по этому поводу, не желал брать на себя ответственность. Теперь мне придется спросить об этом на последней русской железнодорожной станции в Брест-Литовске[40]. У Зигфрида давно нет уже такой квитанции. Мне же интересно, что они скажут в Брест-Литовске. В любом случае, если мне не вернут кольцо, я должен попытаться увезти эту квитанцию с собой в Германию.

Большой скачок!

И вот наконец время пришло! Под командой русского лейтенанта наш поезд в составе 38 вагонов, в том числе одного служебного, отправляется.

Сейчас 04:30 утра 12 апреля 1950 года. 10 апреля, день Пасхи, полностью ушел на то, что нас снабдили одеждой, all апреля было днем погрузки в поезд.

Вот уже несколько часов мы катимся в западном направлении. Все испытывают чувство неописуемой радости, хотя в сердцах все еще таится недоверие. Троих из двадцати задержанных в лагере вернули, остальным пришлось с тяжелым сердцем наблюдать за тем, как мы