Крестный путь патриарха. Жизнь и церковное служение патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского) - Михаил Иванович Одинцов

Выход из создавшегося положения докладчик видел в том, чтобы на первый план выдвинуть меры «административно-политического воздействия» на религиозные организации, преодолевать «пассивность в отношении реакционных попов», всячески активизировать антирелигиозную работу, рассматривая ее как одну из важнейших сторон деятельности партии, государства и общественных организаций, как часть «наступления на капиталистические элементы».

Вывод был краток и категоричен – Советскому государству и коммунистической партии противостоит «легальная организация, прикрывающая очень гибкими формами политическую антисоветскую деятельность». Ярославский намеренно вывел вопрос о свободе совести из мировоззренческой плоскости в политическую, соответственно и меры борьбы с «религиозными организациями и реакционными попами» предлагались исключительно уголовно-административные[225].

Проект резолюции по докладу Ярославского более месяца обсуждался специально созданной комиссией. Возникло мнение о необходимости выработки специального партийного постановления по «религиозному вопросу», которое одновременно было бы «руководящим документом» и для государственных органов. 24 января 1929 г. на заседании Политбюро, где присутствовали Н. И. Бухарин, К. Е. Ворошилов, М. И. Калинин, В. В. Куйбышев, В. М. Молотов, Я. Э. Рудзутак, А. И. Рыков, М. П. Томский, И. В. Сталин и Л. М. Каганович, было принято секретное постановление «О мерах по усилению антирелигиозной работы». Спустя почти месяц оно рассылается за подписью Л. М. Кагановича в виде письма ЦК ВКП(б) в республиканские, краевые, областные, губернские и окружные партийные организации.

Постановление Политбюро ЦК РКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной работы»

24 января 1929

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 766. Л. 9–9 об.]

В письме констатировалось, что в стране активно развивается «процесс изживания религиозности», который, однако, «тормозится», во-первых, недостаточным вниманием к этой работе со стороны «партийцев, комсомольцев, членов профсоюза и др. советских организаций», а во-вторых, оживлением деятельности религиозных организаций, их стремлением приспособиться к новым социальным условиям. Обосновывая необходимость преодоления этих «тормозов» в антирелигиозной работе, составители письма обращаются к характеристике политических позиций религиозных организаций. При этом, исходя из постулата об обострении классовой борьбы в ходе социалистического строительства, они зачисляют духовенство, активных рядовых верующих, органы церковного управления и религиозные организации в разряд противников социализма. Им предъявляются обвинения в «мобилизации» реакционных и малосознательных элементов в целях «контрнаступления на мероприятия советской власти и компартии». Присутствует в письме и упоминание о недопустимости применения в отношении религиозных организаций и верующих «административных мер», «поверхностной клерикальной борьбы с попами», но это не более чем проформы ради[226].

Отправленное на места письмо, по сути, развязало руки местным работникам, санкционируя силовое давление на религиозные организации. Наиболее нетерпеливые советские работники, активисты «антирелигиозного движения» осуществляли на местах массовое закрытие церквей, игнорируя настроения и желания верующих, с издевательством над их чувствами и надругательством над предметами культа. И все это подавалось как «проявление революционной активности», как исполнение желания масс «покончить со всем, что напоминает о религии». А право и желание большинства рассматривались как достаточное основание для проведения подобного курса. Ведь нельзя же, в самом деле, утверждали активисты, принимать во внимание настроение меньшинства, да еще, как правило, представляющего из себя «чуждый элемент», «врагов», лиц, нежелающих идти в колхоз. Под аккомпанемент таких заявлений на местах все большую популярность приобретала практика проведения сходов, собраний, митингов, на которых простым большинством голосов, зачастую в отсутствие «заинтересованной стороны», принимались решения: быть или не быть действующей церкви, мечети, синагоге, молитвенному дому в населенном пункте.

Принятое в начале 1929 г. постановление Политбюро «О мерах по усилению антирелигиозной работы» стало первым шагом на пути изменения государственной церковной политики. Вторым стало решение Политбюро о внесении изменений в Конституцию РСФСР. В протоколе заседания Политбюро от 28 февраля 1929 г. было записано:

«…внести на ближайший съезд Советов РСФСР предложение об изменении § 4 и 12 Конституции РСФСР следующим образом:

В конце § 4 слова: «а свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами» заменить словами: «а свобода религиозных убеждений и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами».

В конце § 12 слова: «подвергающимся преследованиям за политическую деятельность или за религиозные убеждения» заменить словами: «подвергающимся преследованиям за революционно-освободительную деятельность»[227].

Время до созыва съезда было использовано властями для нагнетания антирелигиозной истерии.

Одновременно на апрель – май 1929 г. намечалось принятие нового республиканского нормативно-правового акта, касавшегося вопросов свободы совести. Фон, на котором происходила подготовка нового закона, хорошо передает содержание многочисленных аналитических материалов НКВД РСФСР, направляемых им в центральные партийные и советские органы. Так, 6 апреля 1929 г., накануне принятия нового закона о религиозных организациях, НКВД РСФСР писал, что «религиозники» везде и всегда примыкают к тем силам, которые противодействуют мероприятиям, направленным к «укреплению мощи Советского Союза и к ослаблению капиталистического сектора», организуют антисоветские выступления масс. При этом в документе подчеркивалось, что «возросшая антисоветская активность религиозников» приобретает все более многообразный характер: давление на низовые местные органы власти при перевыборах в Советы, создание подпольных контрреволюционных организаций, распространение антисоветских листовок, террор против активистов-безбожников, организация движения за открытие и постройку церквей и недопущение их закрытия[228].

8 апреля 1929 г. ВЦИК и СНК РСФСР принимают постановление «О религиозных объединениях», которое хотя и подвергалось в дальнейшем некоторому уточнению, редактированию и дополнению, но в целом сохранялось как действующее вплоть до начала 1990-х гг. Оно законодательно закрепило ставшее к тому времени господствующим мнение, что религиозные организации не вправе заниматься какой-либо иной деятельностью, кроме как удовлетворением религиозных потребностей верующих преимущественно в рамках молитвенного здания, и что следует «вытеснить» религиозные организации из всех сфер общества, где до этого времени они имели право действовать, и запретить им вообще какой-либо «выход» в общество. По сути, религиозные объединения превращались в РСФСР в некие «резервации» для исповедующих те или иные религиозные убеждения граждан.

На том же заседании при Президиуме ВЦИК была образована Постоянная комиссия по культовым вопросам, заменившая Секретариат по культам, действовавший при председателе ВЦИК М. И. Калинине. Ей поручалось рассмотрение вопросов, связанных с деятельностью религиозных организаций, и представление проектов решений по ним в Президиум ВЦИК. В состав комиссии вошли представители республиканских наркоматов юстиции, внутренних дел, просвещения, а также ОГПУ, ВЦСПС и ЦК ВКП(б). Возглавил комиссию П. Г. Смидович, и она приступила к своей деятельности в мае 1929 г.

8 апреля 1929 г. стал рубежом в советских государственно-церковных отношениях. С одной стороны, это означало, что в споре, ведшемся в 1926–1929 гг. во властных структурах (союзных и республиканских), о необходимости принятия общесоюзного закона о религиозных объединениях и создания общесоюзного органа «по делам религии» победили те, кто выступал против. Отныне признавалось целесообразным разрешать все вопросы «религиозной политики» в соответствии с мнением партийных и государственных органов в каждой из союзных республик в отдельности. С другой – принятое постановление свидетельствовало, что в РСФСР в высшем партийно-советском аппарате сильнее оказалась та его часть (И. В. Сталин, В. М. Молотов, Н. И. Бухарин и др.), что выступала за ужесточение