Крестный путь патриарха. Жизнь и церковное служение патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского) - Михаил Иванович Одинцов

тактичном подходе от 5.06.29 г.”, который безбожниками и теперь, до осуществления вышеуказанных перспектив, в жизнь редко проводится. И теперь уже движение Воинствующих Безбожников часто выливается в формы стихийные и не считается с рамками революционной законности»[237].

Очень скоро опасения и предвидения П. Г. Смидовича оправдались. Трудности осени 1929 г. в ходе кампании по хлебозаготовкам и по мере развертывания коллективизации были отнесены на счет «кулацких элементов» и «служителей культа». Организуя и проводя кампании массового закрытия и сноса культовых зданий, прибегая к мерам административного ограничения деятельности религиозных организаций и духовенства, местные партийные и советские органы стремились заручиться поддержкой центра. В адрес ВЦИК и его комиссии, в НКВД РСФСР они направляют многочисленные обращения, в которых требуют изменения закона 1929 г., упрощения порядка закрытия культовых зданий и снятия с регистрации религиозных обществ, предоставления обл(край)исполкомам права окончательного решения этих вопросов, особенно и прежде всего в районах «массовой коллективизации».

Письмо военкома 1-го конвойного полка войск конвойной стражи Горячева

в административный отдел Моссовета

№ 111/с

29 августа 1929 г.

Срочно

Секретно

Ввиду увеличения войск конвойного полка и невозможности добавочного размещения в занимаемых казармах, что свидетельствуется постановлением Моссовета, разгрузочной комиссией при СТО (о непригодности и тесноте казарм), необходимо получение добавочной жилплощади в районе Замоскворечья или Баумановского и Пролетарского районов.

Неполучение помещения повлечет за собой невыполнение требований на конвой как по линии судов, [так] и прокуратуры.

Полк согласен занять подходящую церковь примерно на Елоховской площади. Помещение необходимо для размещения 350 чел. с адмаппаратом.

Военком 1-го конвойного полка Горячев

ЦГАМО. Ф. 66. Oп. 18. Д. 1229. Л. 1. Подлинник.

Письмо заведующего секретной частью Президиума Моссовета И. Удалова

в 1-й конвойный полк войск конвойной стражи

19 сентября 1929 г.

На Ваше отношение за № 111/с от 29.VIII.29 г. – секретная часть Президиума Моссовета по распоряжению секретаря Президиума т. Козлова сообщает, что закрытие церкви Богоявления на Елоховской площади считает нецелесообразным.

Зав. секретной частью Президиума Моссовета И. Удалов

ЦГАМО. Ф. 66. Oп. 18. Д. 1229. Л. 3. Машинописная копия.

Об аргументации и настроении тех лет мы можем судить по письму Административного отдела Дальневосточного краевого исполнительного комитета в НКВД РСФСР (12 октября 1929 г.): «Несомненно, что между верующими и неверующими в период обсуждения вопроса о здании церкви происходит борьба, и подчас довольно значительная. Чаще всего на общих собраниях она заканчивается победой неверующих и дело направляется дальше. Вот тут и особенно важно, чтобы дела разрешались возможно скорее, и тем создавалось и упрочивалось то положение в глазах трудящихся, что Советская власть идет немедленно навстречу во всех их культурных начинаниях. Отсюда видно, что затяжка в разрешении дел создает как раз обратное положение и дает возможность церковникам демонстрировать перед населением свою якобы силу и значение в глазах органов власти. Насколько это выгодно, очевидно само собою»[238].

В своих обращениях в высшие инстанции местные органы власти, кроме упрощения порядка закрытия церквей, требовали и введения таких мер, как ограничение разъездов служителей культа, запрет подворного обхода для сбора денег, проведение религиозных съездов и собраний вне молитвенных зданий, закрытие «церковных библиотек» и изъятия «лишней» литературы для сдачи ее в макулатуру, ограничение деятельности епархиальных (и им подобных) управлений с постепенным их закрытием. Подчеркнем, что как эти, так и другие подобные предложения вносились в центральные органы зачастую со ссылкой на измененную статью 4 Конституции РСФСР. По мнению советских работников на местах, если гарантированная ранее конституцией «свобода религиозной пропаганды» включала в себя признание за религиозными организациями подобного рода деятельности, то «свобода исповеданий» ее уже не допускала. Более того, в информациях с мест постоянно подчеркивалось, что «статья 4 Конституции имеет в виду уничтожение религии», а «свободу исповеданий» нужно рассматривать лишь как «терпимость» к культовой деятельности, ограниченной церковным зданием.

В декабре 1929 г. решением Политбюро Антирелигиозная комиссия была упразднена. Вопросом антирелигиозной пропаганды отныне должен был заниматься непосредственно Секретариат ЦК. Произошло своеобразное разъединение идеологической и государственной линий в религиозном вопросе. Но внешнее выведение Постоянной комиссии по культовым вопросам из-под непосредственного ведения ЦК ВКП(б) по существу ничего не изменило. Ибо Секретариат ЦК столь же «заинтересованно» относился к делам П. Г. Смидовича, который был вынужден все принципиальные решения согласовывать с ним. Так что ее зависимость от партийных органов не уменьшилась, а даже возросла.

Так заканчивался 1929 г., похоронивший идею демократизации и совершенствования законодательства о культах.

Начало глухих 1930-х гг. и положение Православной церкви

1930 год открывал десятилетие, в течение которого Советское государство занимало наиболее жесткую позицию в отношении всех религиозных объединений, когда в центр вероисповедной политики была поставлена задача максимального сужения «поля» для религии и церкви в обществе, борьба с ними как с «антисоветскими и контрреволюционными» явлениями и организациями. Потому «обычными» средствами ее проведения со стороны партийных и советских работников были административно-уголовные меры, внесудебные акты и репрессии. В целом такая политика стала проявлением общеполитического избранного И. Сталиным и его соратниками курса, который в самом общем виде может быть охарактеризован как строительство «казарменного социализма» с минимумом личных прав и свобод для граждан СССР.

Имеющиеся в нашем распоряжении статистические сведения из архива Совета по делам религий при СМ СССР показывают резкое сокращение действовавших в стране религиозных объединений различных направлений. Если в 1917 г. в России их насчитывалось 120 757 единиц, в т. ч. православных 78 767; то в 1930 г. – 36 555 и 27 372, соответственно.

Комиссия П. Г. Смидовича не могла долго игнорировать требования местных партийных и советских органов, которым даже закон 1929 г. показался недостаточно жестким. Под давлением сложившихся обстоятельств на заседании 6 февраля 1930 г. Комиссия приняла решение: «Признать, что в связи с развертыванием кампании по закрытию молитвенных зданий закон об отделении церкви от государства от 8 апреля 1929 г. подлежит пересмотру в сторону упрощения процесса закрытия и увеличения радиуса прихода». Тогда же право окончательного решения вопроса о закрытии культовых зданий было передано краевым и областным Советам, что, конечно, развязывало руки местным властям и вместе с тем в значительной степени ограничивало возможности Комиссии по контролю за соблюдением законов, превращало ее в «регистратора» и «свидетеля» процесса «изживания религиозности».

Еще одним откликом на злобу дня стало постановление ЦИК и СНК СССР «О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих органах религиозных объединений» (11 февраля 1930 г.), принятое, как утверждалось в документе, в «целях борьбы с попытками враждебных элементов использовать религиозные объединения для ведения контрреволюционной работы». Правительствам союзных республик предлагалось при регистрации органов церковного управления исключать из них «кулаков, лишенцев и