Пепел перемен, Том 7: Цена власти - Илья Витальевич Карпов

— Чтобы успеть до темноты, — без тени эмоций ответил эльф. — Думаю, ты захочешь увидеть всё своими глазами.

Таринор взглянул на неуклонно стремящееся к горизонту алое солнце.

— Ну, во всяком случае полчаса-час у нас ещё есть. Далеко ещё?

— Мы расположились в лесу. Подальше от чужих глаз.

Пройдя по старому деревянному мосту через Эрберин, эльф действительно привёл Таринора с Игнатом в рощицу на склоне холмов. Достаточно густую, чтобы спрятать там засадный отряд всадников, как сделал Эдвальд в годы восстания.

— Здесь, — Драм остановился у дерева и просвистел замысловатую трель, вроде птичьей.

— Не знал, что ты свистеть умеешь, — удивился Игнат, но ещё больше он удивился, когда из-за кустов стали выходить эльфы.

Бледнокожие и беловолосые, совсем как Драм, с клинками и копьями, каждый облачён в плащ с капюшоном. Один из них сбросил капюшон и оказался девушкой с острыми чертами лица, неуловимо похожей на Драма.

Начался разговор, суть которого наверняка понимали все, кроме Таринора и Игната.

— Как думаешь, он уговаривает её не убивать нас? — шепнул Игнат.

— Да ну тебя, это же его сестра, — ответил наёмник. — С ней он и ушёл тогда.

— А остальные?

— Этих не знаю. Может тоже его родственники. Лиц-то не видно…

Драм обернулся, бросил короткое: «за мной» и Таринору с Игнатом не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Они прошли немного дальше, где свет закатного солнца стал ещё тусклее. В нос ударил удушливый запах кислого молока. Драм остановился и что-то произнёс на родном языке.

— Ты, наверное, забыл, что мы не сильны в темноэльфийском, — усмехнулся Таринор, но вдруг взгляд наёмника заметил шевеление за кустом.

В душе возникло знакомое чувство, каждый мускул тела пришёл в готовность, а рука потянулась к мечу. Каково же было изумление Таринора, когда из-за куста не выпрыгнул с диким визгом, а спокойным шагом вышел самый настоящий гоблин.

— Драм, берегись! — вскрикнул наёмник, выставив перед собой клинок. Руки Игната тут же охватило пламя, но эльф произнёс:

— Нет. Это и есть моя подмога. Это Грмнук, вождь гоблинов. И он… весьма отличается от своих собратьев.

Этот гоблин действительно выглядел чуть выше и крепче, чем привык Таринор. К тому же он носил лоскутные штаны и нечто вроде жилетки, а его голову венчала аляповатая корона из каких-то пластинок и камешков.

Таринор медленно опустил меч, а гоблин одарил его внимательным взглядом, в котором читалось нечто, чего в глазах ему подобных наёмник никогда не видел: ум и рассудительность. В этот момент удивление от вида множества тёмных эльфов померкло.

Гоблин сказал Драму несколько слов на его языке. Тот ответил ему и облегчённо улыбнулся.

— Ваша встреча прошла лучше, чем я опасался, — произнёс эльф.

— Так ты привёл нам в помощь этого гоблина?

— Верно. А он в свою очередь привёл пять сотен собратьев. Все воины его племени.

— Да ты рехнулся… — Таринор схватился за голову. — И хочешь, чтобы я сказал об этом Сфорца? Но даже если и так… Хочешь сказать, гоблины станут воевать за людей? Это же немыслимо! Они же… Ну…

— Дикари, — подсказал Драм и тут же продолжил: — Верно. Однако потому Грмнук и желает использовать особо рьяных членов своего племени. А я подумал, что это окажется неплохим… как это говорят… позорьем.

— Подспорьем, — буркнул Таринор. — Но боюсь, ты был недалёк от истины. Что они вообще могут? Пять сотен гоблинов растопчет один единственный отряд тяжёлой конницы.

— Если только они будут лезть на рожон. Грмнук придумал вооружить их пращами. И, между нами, гоблины получают особое удовольствие, бросая что-нибудь в людей так, что те не могут ответить. Достаточно будет указать им цель, и они с радостью примутся за дело.

— Праща? Оружие пастухов? — с сомнением проговорил Таринор, покосившись на гоблинского вождя. — Даже не знаю…

— Если тебя это успокоит, мои сородичи тоже не станут стоять без дела, — заметил Драм.

— Восставшие крестьяне, смуглокожие наёмники, а теперь ещё и тёмные эльфы с гоблинами, — Таринор почесал затылок и вздохнул. — Путь принцессы Мерайи к трону и без того куда более извилист, чем у её отца. А благодаря тебе, Драм, будущим поколениям принцев и принцесс читать хроники станет ещё интереснее.

— Я ещё не рассказал вам, что произошло в Аркобанде. И что привело меня сюда. С некоторых пор меня ведёт Владыка снов…

— По пути обратно расскажешь, — перебил Таринор. — А заодно придумаем, как подать всё это Сфорца так, чтобы он сразу же не погнал нас в шею.

Глава 24

Энгатар, город-крепость, основанный Эдельбертом Завоевателем, неприступная столица королевства — так говорили Эмилио Сфорца об этом городе. Впрочем, кондотьер находил забавным, что эти стены, веками не видевшие врагов, переживают уже вторую осаду за последние семь лет.

Для Сфорца подобный город был сродни строптивому жеребцу или заносчивой девице. «К каждому замку существует ключ, нужно лишь его найти», — думал он, и это убеждение ещё ни разу его не подвело.

Двенадцать лет назад он осадил Кастель-дель-маре, островной замок, где укрывался мятежный племянник одного из провентов. Говорили, что всякая армия, что высадится на острове, разобьётся о её стены, словно волны о прибрежные скалы.

Но Сфорца высаживаться не стал. Он велел установить метательные орудия прямо на корабли и забросал замок сгнившими овечьими тушами. Эпидемия гнилой горячки открыла крепостные ворота лучше любого подкупа, и вот уже сам мятежник был готов отдать всё своё золото за единственный глоток чистой воды.

Пять лет назад история повторилась с замком Теста-ди-ферра, Железная голова. Правда тогда осада продлилась дольше, и «Золотым львам» даже пришлось идти на штурм. Сфорца отдал должное стойкости защитников: они умудрялись сражаться даже с лихорадкой и испачканными портками.

Однако провернуть то же самое с Энгатаром не выйдет. Во-первых, судя по картам, через город протекает сразу две реки, берущие начало в горах, притом их течение выносит из города все нечистоты. А во-вторых, принцесса наотрез отказалась от идеи устроить в городе эпидемию.

«Её высочество не желает править зловонной клоакой», — так перевела слова принцессы переводчица Бланка. Сфорца на это лишь хмыкнул, но перечить не стал. Про себя же он подумал, что подобные благородные