Пепел перемен, Том 7: Цена власти - Илья Витальевич Карпов

С другой стороны, тем интереснее попробовать что-нибудь новое. Осада Энгатара становилась вызовом, с которым Сфорца прежде не сталкивался. Этот азарт распалял его душу и заставлял аккантийскую кровь закипать.

Остроты добавил и разговор с рыцарем-наёмником Таринором. Этот находчивый малый вновь пришёл с тем бледным с разукрашенным лицом, и заявил, что к армии готовы присоединиться полтысячи гоблинов.

В Акканте эти создания были диковинкой, однако Сфорца слышал о том, какой бедой они прослыли в Энгате. Первой мыслью было использовать их в качестве лазутчиков, однако бледнокожий уверил, что для этого куда лучше подойдут его соплеменники.

— В таком случае у меня есть задание для твоих людей, — произнёс Сфорца.

Ещё кондотьер предложил поселить гоблинов близ лагеря, но бледнокожий эльф возразил, что местные устроят резню, едва завидев их. Сфорца помассировал пальцами виски: чёрт бы побрал эту Энгату с их разношёрстным населением. Впрочем, если никто в лагере не будет знать об их существовании, так даже лучше: о них не узнают враги.

Однако ни гоблины, ни эльфы не занимали мысли Сфорца так, как стены Энгатара. В своём воображении кондотьер противостоял не нынешним защитникам города, а тем, кого уже давно нет в живых — его древним строителям. Задачей Сфорца было одолеть их архитектурный гений, совладать с творением, которое хоть и не сохранило имён своих создателей, но восславило их в веках.

Отпустив Таринора и его бледнокожего друга, Эмилио Сфорца принял главного инженера с важнейшим донесением на сегодняшний день.

— Пусть нам и не удалось подобраться к стенам ближе, чем на полёт стрелы, — говорил он, — но кое-что мои люди выяснить сумели. Стены города высотой в три человеческих роста. О ширине судить сложно, но, полагаю, примерно вдвое меньше. Внутрь ведут четыре входа, каждый укреплён башнями. Также имеется два стока течением наружу, проходящие под стеной…

Кондотьер слушал внимательно. Он ждал, пока инженер перейдёт к главному.

— И, наконец, сегодня к войску присоединились гномы-плотники, некоторое время прожившие в городе. Король нанимал их для возведения того сооружения у ворот. Судя по их словам, это огромная виселица для массовых казней.

Сфорца хмыкнул. Расходовать мастерство плотников на подобное — блажь и прихоть больного разума. Быть может, этот король действительно мыслит не столь здраво, как казалось прежде?

— Кроме того, — продолжал инженер, — они поделились ценными сведениями о расположении улиц и укреплений. А главное, сообща мы выяснили, что основной материал, который использовали для возведения стен и укреплений — это известняк. Это подтверждают донесения разведчиков: они обнаружили старые карьеры неподалёку от города.

Сфорца позволил себе лёгкую улыбку. Этот этап игры остался за ним. Разумеется, выбрать известняк в качестве материала для стен было разумно, особенно если добывали его почти на месте. Однако этим выбором древние строители предвосхитили своё поражение. Они не предусмотрели, что когда-нибудь у стен Энгатара окажутся аккантийские камнемётные машины.

Но прежде следовало подготовиться. Насколько живо работал сейчас разум Эмилио Сфорца, настолько же кипел жизнью лагерь за пределами его шатра.

Как кондотьер и говорил принцессе, работа нашлась всем: и оставшимся жителям предместий, и беженцам, которых прогнали, из города, и тем, кому, напротив, не нашлось места за его стенами. Рылись рвы, возводились укрепления, мешки и бочки покидали свои места в обозе. Этот лагерь собирался накрепко впиться корнями в землю и остаться здесь надолго.

Будь дело ранней весной, Сфорца распорядился бы даже возвести настоящую деревянную крепость, как это было при осаде Теста-ди-ферра, но теперь время не позволяло. Однако выстроить укрепления по границам лагеря для защиты от вылазок всё же было необходимо.

Эту мысль подкрепили донесения разведки, что неподалёку от города остались не покинутые лесопилки и плотницкие мастерские. Их мастерство наверняка пригодится при постройке барьеров и осадных машин. Поэтому, чтобы заручиться их поддержкой, Сфорца решил отправить того, кто лучше всех умеет договариваться с местными…

* * *

— Да он издевается… — пробормотал себе под нос Таринор, когда его разбудили посланием от сеньора Сфорца. — Неужели больше некому носиться по лесопилкам и мастерским?

Наёмник выбрался из палатки навстречу холодному утру и противно моросящему дождю. Обернувшись на безмятежно спящих Тогмура и Игната, он пожалел о том, что уговорил тогда Эдвина Одеринга сдать замок. Весь поход Таринор ждал, пока войско доберётся до столицы и встанет на постоянный лагерь, чтобы он, наконец, мог как следует выспаться.

Не подскакивать, как ужаленный в задницу, с первыми лучами солнца, не проглатывать завтрак, почти не жуя, и не натягивать в спешке не до конца просохшие с вечера вещи, чтобы успеть сняться с места пораньше и не месить грязь восточного тракта, взбитую тысячами пар ног, что уже успели уйти вперёд.

У дома Сфорца ждали ещё двое бедняг, укутанных в шерстяные плащи, и в шапках, натянутых едва ли не до подбородка. Один из них — Тиберий — встретил Таринора немного виноватой улыбкой, будто бы из-за него наёмника разбудили ни свет, ни заря. Вид второго же привёл наёмника в замешательство.

Эбеново-чёрная кожа с глубокими морщинами, седые волосы — он явно был гостем из краёв столь дальних, что даже в Акканте наверняка вызывал бы удивление. Проходившие мимо солдаты задерживали на нём любопытный взгляд, а Таринор думал, как этот человек до сих пор ни разу не попался ему на глаза.

Наёмнику случалось видеть темнокожих матросов в Гирланде. Они прибывали на кораблях, гружёных баснословно дорогими специями, нежнейшими тканями или диковинными зверями. Говорили даже, будто на некоторых из таких судов есть потайные палубы, где держат живой и самый прибыльный груз — рабов, которых потом увозят в дальние неизведанные края. И кто знает, сколько белокурых северных красавиц окончило свои дни, танцуя для чёрного господина в халате, расшитом золотом…

Тиберий представил темнокожего человека как Кандо Волару, главного осадного инженера «Золотых львов». Тот в свою очередь обнажил в улыбке желтоватые зубы, извлёк из-под плаща руку и протянул её Таринору.

— А господин Волару не такая важная птица, как сеньор кондотьер, да? — зевнул Таринор, пожимая темнокожую руку. — Не помню, чтобы Сфорца с кем-нибудь так здоровался.

— Господин Волару уважает местные традиции, — пояснил Тиберий. — У него на родине, в Аммаре, человек меньшего титула при встрече целует пальцы тому, чей титул выше. Чем больше разница в статусе, тем больше пальцев следует поцеловать. Сам же господин, как он пояснил, никаким титулом не наделён, а всего лишь