250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

Григорьев знал о недостатках как артиллерийской обороны, так и инженерного оборудования крепости из донесений и докладов начальствующих лиц и при личном объезде крепостных позиций за несколько недель до приближения немцев к крепости (показания полковника Федченко, подпоручика Лукина, генерал-майора Бурковского) и тем не менее не принял должных мер к устранению этих недостатков, леса разрешил рубить лишь перед самым появлением немцев у крепости, лучшую артиллерию крепости (скорострельную) держал без дела на Зеленой Горе и только 29 июля часть ее разрешил поставить на усиление I отделу. Ко всему этому надо добавить, что, по показанию начальника штаба крепости генерала Бурковского, комендант крепости всю оборону крепости вел единолично, и всякая попытка как свидетеля, так и прочих начальников крепостных управлений проявить частную инициативу или высказать свое мнение, не согласное с точкой зрения коменданта, встречалась или крайне недружелюбно и оставлялась без внимания, или вызывала нарекания и замечания – словом, принималась им как бы за личное оскорбление, так как он, прослужив 15 лет в крепостях, считал себя непогрешимым учителем крепостного дела, не терпел возражений. Предусмотренный (положением о крепости) совет обороны комендантом крепости ни разу не был созван на том основании, что мнение его коменданту не обязательно, но этим он лишил членов совета возможности открыто обсуждать более важные вопросы обороны и высказывать свое мнение по ним, которое, по закону, должно быть запротоколено в журнале совета. Точно так же, по показанию полковника Федченко, заведующего практическими занятиями артиллерии, он, руководитель артиллерии, совершенно был устранен от реального участия в артиллерийской обороне крепости и только 2 августа получил приказание коменданта отправиться в район I отдела для объединения огня этого отдела. Сам комендант вплоть до получения им извещения к 3 августа о том, что войска оставляют I отдел (по его показанию, это извещение он получил от начальника штаба 104-й пехотной дивизии в 12-м часу дня), находился в своей квартире в г. Ковно, откуда и сносился по телефону с начальниками отделов и начальниками отделов артиллерии, и только раз выехал в I отдел на форт № 3. Таким образом, воочию он не видел ничего и знал о происшедшем в I отделе только по телефонным докладам.

Спрошенный по обстоятельствам дела относительно событий, происшедших в крепости Ковно 3 августа 1915 г., генерал от кавалерии Григорьев объяснил, что, узнав в 12 ч дня 3 августа об отходе войск I отдела по мостам за Неман, он приехал к железнодорожному мосту и, встретив там генерал-лейтенанта Цыцовича с его начальником штаба, потребовал от них восстановления порядка в частях войск и занятия позиций на берегу и на высотах за вокзалом и за шанцами, на что начальник штаба 104-й пехотной дивизии заявил, что ввиду данной обстановки (под шрапнельным огнем) это сделать невозможно. После этого и генерал Цыцович, и его начальник штаба скрылись от него, и он один указывал, куда направляться ротам, скорее толпам, чтобы занять берег до моста у Алексот. Растерянные, обалделые солдаты исполняли приказания как автоматы, и, чтобы понудить их к сему, один из офицеров стрелял в своих солдат. Когда берег начал заниматься частью пехоты, а другая ее часть потянулась быстро на позицию у шанцев, он поехал к телефону и в 2 ч пополудни сообщил о происшедшем генералу Лопушанскому в III отдел с приказанием держаться в этом отделе до последней возможности, а в случае крайности отойти за Вилию в III отдел к форту № 7. Около 6 ч вечера начальник штаба доложил ему, что вся пехота, не выдержав огня, направленного на горы, самовольно оставила III отдел и ушла в тыл, что он, Григорьев, в городе один, ибо в нем нет ни одного солдата, и что все небоевое также самостоятельно покидает город. Тогда, не получая никаких донесений от генералов Цыцовича и Лопушанского, он, приказав артиллерии III отдела оставаться на месте и поддерживать огонь и зная, что мосты через Неман уже разрушены и потому форт № 6 безопасен, решил ехать в сторону форта № 7 к Корнилову, а засим и в другие пункты собирать войска. В это время он уже находился не у себя в квартире, а в убежище у Зеленых Гор, куда переехал по настоянию начальника штаба. Решился же ехать собирать пехоту самолично потому, что толпы нижних чинов не слушались жандармских унтер-офицеров, которых он пробовал посылать, чтобы установить уходивших, а из офицеров при нем только и были поручик Колюбакин и генерал Бурковский. Обгоняя обозы и кучки пехотинцев, главным образом пограничников, он, после тщетных попыток остановить их, доехал до Кормилова, где встретил генерал-майора Транковского (начальника пограничной дивизии), которому и приказал задерживать у Кормилова группы отходивших нижних чинов и офицеров, сорганизовать их и войти в связь с генералом Лопушанским, выслать разъезды в Ковно и готовиться к утру перейти в наступление. Оттуда он поехал в Давалговичи, где, по полученным им сведениям, собралась 96-я ополченская бригада. Там он нашел остатки этой бригады 330 человек, из коих не более 100 строевых, совершенно истомленных и к бою не способных. Узнав от жителей, что отступающие войска двигаются и по дорогам к пос. Румшишки, он поехал туда. По этим дорогам шли тоже группы нижних чинов вперемежку с обозами. Попутно он приказывал им идти к Румшишкам, чтобы там привести их в порядок и поставить на бивак. Там встретил он генерала Верховского и подполковника Грена, отдал письменную диспозицию и указал место для бивака за Румшишками и позиции для арьергарда и отошедшей из крепости полевой и гаубичной артиллерии. Так как генерала Цыцовича он не нашел по дороге к Румшишкам, то, предполагая найти его и остальные войска в III отделе, в районе форта № 6, он решил было ехать туда к этим войскам, образовав у Румшишек их резерв, но в 4½ часа утра 4 августа к нему явился офицер из штаба 34-го корпуса с запиской, в которой говорилось, что командующий X армией требует от него доклада о положении дела. Тогда он решился ехать для сего доклада лично в штаб 34-го корпуса во Владыкине, к аппарату Юза, рассчитывая вернуться оттуда не более как через два часа, к 8 ч утра 4 августа, через Румшишки, к форту № 6, и туда же подтянуть отошедшие и отдохнувшие за это время войска. Требование доклада, очевидно, вызвано было его телеграммой, посланной командующему X армией еще до выезда из убежища. Эта телеграмма гласила следующее: «После 11 дней упорных и непрерывных боев войска гарнизона не выдержали и под сильным артиллерийским огнем разными выходами покинули