Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914—1920 гг. В 2-х кн.— Кн. 2. - Георгий Николаевич Михайловский

Как я уже отметил, на первом же заседании делегации, когда Гронский был назначен её главой, на заседании, происходившем в присутствии Тырковой, Кривобок внезапно обнаружил такое невежество в самых элементарных вопросах политической жизни, что Тыркова потребовала от Гронского его увольнения, что тот и сделал. Кривобоку было велено передать дела мне. Он был настолько потрясён, что я за него испугался.

В составе делегации были ещё двое, отвергнутые Тырковой, — пожилой военный Черемисинов, по-видимому, назначенный за знание английского языка (его мать была англичанка), и молодой поручик Богословский из ОСВАГа, который ни одного иностранного языка не знал. Оба попали по явному недоразумению, не имея никаких квалификаций для посылки в САСШ от главного командования. Впоследствии по моему настоянию Кривобок был восстановлен в составе делегации, ибо при отсутствии сколько-нибудь исключительных качеств он всё же был единственным человеком из всей делегации, бывшим ранее в Америке и могущим быть нашим гидом, на первых порах, во всяком случае, поскольку было совершенно неизвестно, как к нам отнесётся Бахметьев.

К тому же Кривобок превосходно владел английским языком, чего про остальных членов делегации, кроме меня, нельзя было сказать. Ни Гронский, ни Карцевский, ни Савицкий не знали языка в нужном объёме. В этих условиях вся переписка на английском языке легла бы неминуемо на меня одного, что мне не улыбалось, так как я предвидел, что работы будет бесконечно много. Кроме того, Кривобок годился для всякого рода справок и секретарской работы, а при знании языка и местных условий жизни это был плюс. Наконец, он был инициатором всей американской делегации, и отставлять его без достаточно веских причин было бы чёрной неблагодарностью.

На основании всех этих соображений я оказал на Гронского давление, и он в конце концов восстановил его в составе делегации вопреки желанию Тырковой, которая считала его участие ненужным. События оправдали мою настойчивость, так как Кривобок оказался единственным членом делегации, попавшим в САСШ и там в конце концов блестяще устроившимся в учреждениях Карнеги.

С.И. Карцевский, ровесник Гронского и старше всех остальных членов делегации, человек талантливый и блестящий, для Америки был, может быть, не вполне пригоден, так как английский язык знал слабовато, но зато он взял на себя представительство по вопросам народного просвещения в самом широком смысле и вместе с Гриммом составил для себя весьма мудрёную программу действий, главным образом педагогического характера. С Гронским и со мной он был знаком по Екатеринославу, что помогло ему попасть в делегацию, так как у нас не было отбоя от разного рода кандидатов в члены делегации, из коих многие откровенно заявляли, что стремятся попросту выехать за границу. Таких, конечно, мы опасались.

Наконец, П.Н. Савицкий, будущий столп евразийства, попал в делегацию в качестве специалиста-экономиста по рекомендации Струве, назвавшего его «самым способным» из своих учеников. Нам, конечно, нужен был экономист, но экономист совсем другого ранга, чем Савицкий. Гронский приглашал самого Струве на правах полной самостоятельности в своей области, но Струве, как я упоминал, строил иные планы и не пошёл к нам. Но то, что он рекомендовал нам Савицкого, лишний раз показало, что в выборе людей Струве совершенно беспомощен.

Гронский, познакомившись с Савицким, который поразил его своим претенциозно-самовлюблённым видом, решил было искать другого кандидата, тем более что Савицкий вдобавок к своей малоценности в качестве специалиста-экономиста не знал английского языка, но безуспешно. Тыркова рекомендовала К.И. Зайцева, имевшего стаж службы в Министерстве финансов, но тот желал совместить своё звание члена делегации со званием члена правления какого-то кооперативного банка, что было немыслимо в связи с официальным и даже дипломатическим характером делегации.

Савицкий, таким образом, попал к число её членов. Поскольку по возрасту он был первым с конца (затем шёл я), мы прозвали его «бэби», что было несколько смешно, так как он единственный из нас носил бороду. Его отец Н.П. Савицкий, придя к нам в помещение делегации в ОСВАГе и осмотрев нас всех, не исключая и Гронского, сказал: «Я вижу, что мой сын из вас самый солидный, у него хоть борода есть…» Эта «солидность» внешнего облика и нарочито важный тон разговоров Савицкого нисколько не устраняли его бесполезности с деловой точки зрения, в качестве экономиста-специалиста. Очевидно, в Америке надо было рассуждать не о «метафизической сущности» хозяйства в отличие от «хозяйничанья», а о конкретных вопросах промышленности и торговли в самом широком масштабе.

Деловым американским кругам Савицкий так же подходил со своими верхушками теоретических знаний, как и изобретённое им впоследствии «евразийство» для современного реального Востока. Только отсутствием времени для подыскивания настоящего экономиста-практика и непростительной слабостью характера Гронского, согласившегося из уважения к Струве принять его предложение, можно объяснить это назначение. Напрасно я говорил Гронскому, что после общих политических разговоров, когда произойдёт очная ставка деловых промышленных и торговых кругов с самовлюблённым Нарциссом-Савицким, наступит неизбежный провал экономической стороны нашей делегации, которая, конечно, была не менее важной, чем политическая. К тому же Савицкий не владел английским языком, т.е. представлялся нам вдвойне излишним. Переубедить Гронского я не мог, он сослался на Струве и его авторитет и на невозможность за краткостью времени найти другого, более знающего специалиста-экономиста.

Если принять во внимание оторванность от нашей делегации военного представителя и отдалённое отношение к её прямым задачам Карцевского, а также отмеченную слабость в политическом отношении Кривобока, то Савицкий со своей беспомощностью в экономических вопросах практического свойства делал нашу делегацию чрезвычайно легковесной. Будь на месте главы делегации А.М. Петряев, он никогда не допустил бы такого беспринципного отношения к столь серьёзному и ответственному делу, как подбор членов делегации, какое проявил Гронский.

Я должен отметить, что Савицкий, несмотря на всю свою предупредительность и вежливость, сразу же произвёл на меня впечатление не только не по летам «солидничающего», но и двуличного человека. Когда после первого знакомства Гронский, называя Савицкого Нарциссом, со смехом рассказал, как тот спрашивал его, «будем ли мы брать с собой камердинеров» (что, конечно, не соответствовало простоте деникинской обстановки), и спросил моё мнение о нём, я ответил, что, по-моему, это не только Нарцисс, но и иезуит. Это тогда удивило Гронского, так как ничто не оправдывало моих слов. Впоследствии, когда именно Савицкий сыграл роковую роль в роспуске делегации при Врангеле, Гронский вспомнил мою неожиданную для него характеристику.

Как бы то ни было, американская делегация была составлена, и накануне нашего отъезда