Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914—1920 гг. В 2-х кн.— Кн. 2. - Георгий Николаевич Михайловский

Наряду с этим неслыханный наплыв добровольцев-офицеров и чиновников, начальства военного и штатского вызвал неожиданный расцвет всякого рода ресторанов, кабаре и увеселительных учреждений всех сортов. «Норд-Ост» об этой увеселительной горячке судил по разговорам наших осваговцев, которые каждый день посещали новые забавы, выдумываемые людьми в самые трагические минуты политической жизни.

Сам я был настолько утомлён дневными хождениями по пароходным конторам, что, вернувшись в общежитие, в изнеможении ложился на койку и спал по 14 часов в сутки. Мне была ясна бесповоротность совершившегося. Не только инстинкт самосохранения человека, испытавшего тяжкую болезнь, побуждал меня переменить обстановку и покинуть место, которому угрожало занятие победоносной Красной Армией, но и сознание внутреннего бессилия деникинской эпохи, целиком построенной на военной удали горсточки офицерства. Не хватало лишь одного — человека гениальных способностей, не только военных, но и политических. Таким политиком не был Деникин, которого судьба поставила во главе белых, такого политика не было и в его окружении.

А.В. Кривошеин, который вместе с П.Б. Струве был вдохновителем самых реакционных реставраторских решений по аграрному вопросу, именно тогда, в Новороссийске, воскликнул: «Если бы я знал, что произойдёт, всю землю отдал бы крестьянам без вознаграждения, лишь бы не дать победы большевикам!» Это признание было сделано слишком поздно. Итак, нужных людей не было. Но, вспоминая слова Монтескьё, что люди всегда появляются, если этого требуют обстоятельства, приходится заключить, что, следовательно, обстоятельства для появления гениальных политиков не созрели.

Как бы то ни было, отъезжая в морозное утро 4 февраля 1920 г. из Новороссийска под салютный треск пулемёта, я покидал русский берег без всякой веры в ту миссию, которую возложило на меня главное командование вооружённых сил юга России. По странной случайности первым правительственным распоряжением генерала П.Н. Врангеля в Севастополе было распоряжение о роспуске нашей американской делегации.

Так началась новая внешняя политика врангелевского правительства, в проведении которой мне пришлось принимать участие в качестве лица, находившегося на заграничной дипломатической службе в самом близком к Крыму пункте — в Константинополе, откуда я приезжал дипломатическим курьером в Крым и проживал там, получая возможность сопоставить результаты наблюдений на месте с заграничными впечатлениями о внешней политике Врангеля. Впрочем, это уже относится к тому периоду белого движения, который именуется врангелевским.

Врангелевский период

Последняя глава белого движения

Настоящие записки являются окончанием моих предшествующих записей, озаглавленных «Дипломатическое ведомство и белое движение», и вместе с I частью «Три года службы при царском правительстве» и II частью «Дипломатическая служба при Временном правительстве» завершают исторический обзор деятельности Министерства иностранных дел с 1914 по 1920 г.

Как и в предшествовавшие периоды, автору пришлось быть одновременно и участником, и свидетелем этой деятельности, но именно во врангелевский период ему довелось быть во всех главнейших её центрах — в Константинополе, Париже, Лондоне, Риме, снова в Константинополе, в Севастополе и других частях Крыма. Наконец, в качестве последнего дипломатического курьера, направленного П.Н. Врангелем в Константинополь, автор был очевидцем эвакуации врангелевской армии и в декабре 1920 г. возвратился в Париж, когда с переходом белого движения в эмигрантскую стадию «врангелевская акция» завершилась.

Таким образом, автор этих записок в силу его официального положения сначала в составе делегации главного командования вооружённых сил юга России в Североамериканские Соединённые Штаты, а затем в наших посольствах в Париже, Лондоне и Константинополе имел возможность видеть вблизи все стороны деятельности дипломатического ведомства во врангелевский период, особенно за границей. Благодаря двум курьерским командировкам в Крым — последний раз накануне краха врангелевского правительства — автору пришлось участвовать и в работе центрального управления дипломатического ведомства как под руководством Струве, министра иностранных дел Врангеля, так и его временного заместителя графа Трубецкого.

Это разностороннее участие в 1920 г. в различных областях внешнеполитической деятельности не только помогло собрать весьма ценный материал об указанном времени, но и по многообразию личных отношений раскрыло самому автору всю картину белого движения, осветив теперь и те его стороны, которые были ему неясны в силу того, что в 1917–1919 гг. он не мог бывать за границей. Не желая предвосхищать последующего рассказа и переходя к хронологическому изложению событий, автор счёл, однако, необходимым уже сейчас отметить эту разносторонность своего участия в деятельности дипломатического ведомства. Как будет показано в дальнейшем, сам руководитель внешней политики Врангеля Струве не раз в течение этого времени обращался к автору как к лицу, знакомому с положением вещей в разных центрах Европы, приглашая его участвовать в самых важных совещаниях, касавшихся основных вопросов тогдашней международной политики.

Последняя глава белого движения на территории России развёртывалась перед глазами автора настоящих записок с такой яркостью и полнотой, что это побудило его после возвращения в декабре 1920 г. в Париж и участия в ликвидационных работах оставить в начале 1921 г. дипломатическую службу, несмотря на то что и впоследствии отдельные органы дипломатического ведомства сохраняли ещё некоторые функции консульского характера. Автор превосходно знал все возможности белого движения, после врангелевской эвакуации считал его дело проигранным и намеренно устранился от деятельности, неизбежно долженствовавшей свестись к гальванизации «белого трупа». Как показало время, автор был прав, но главные участники белого движения в 1921 г. не захотели согласиться с ним, а некоторые, быть может, не согласятся и теперь, хотя и не сумеют оправдать свой оптимизм.

В дальнейшем изложении автор счёл долгом осветить и этот последний акт врангелевской драмы, разыгранный в Париже и принёсший затем столько горьких разочарований всей русской эмиграции, не дав в то же время никакого облегчения русскому народу на Родине. Самообман, несомненно, самое приятное состояние политических вождей, но он приводит и к самому бесплодному итогу их деятельности.

После этих вступительных строк автор переходит к продолжению своих записей.

Посольство в Константинополе

Покинув 4 февраля н. ст. 1920 г. Новороссийск, чтобы догнать нашу американскую делегацию, находившуюся уже к тому времени в Париже, я совершил переезд в Константинополь с большими трудностями, в то время неизбежными. В Варне, где мы остановились впервые после Новороссийска, я пересел для скорости на небольшой русский пароход, шедший прямо в Константинополь. Это, однако, оказалось сопряжённым с большой опасностью — на Чёрном море была буря, и наш небольшой пароход мог потерпеть крушение. Даже суда гораздо большего размера во время этой бури действительно погибли у входа в Босфор. Как я узнал по приезде в Константинополь, русские беженцы с двух таких пароходов заполнили все русские учреждения и, находясь в самом