Ленинград: архитектура советского модернизма, 1955–1991. Справочник-путеводитель - Анна Юлиановна Броновицкая

во-вторых, как прекрасно сплошное остекление, когда ему придана структура. Оба этих вопроса будут крайне важны весь ХХ век, так что, невзирая на отсутствие «правдивости», Лялевич сделал очень важный дом, не говоря уж о том, как великолепно он замыкает створ Большой Конюшенной и какой отличной рекламой служит своему назначению.

➧У арок райкома тоже есть функция: именно «благодаря этому приему появилась возможность иметь в первом этаже вход-лоджию, а во втором — галерею, связывающую оба здания»[431]. Но все это уступает символическому значению: «как заметил еще в XVI веке итальянский литератор Лодовико Дольче, — цитирует Вержбицкий Арнхейма, — колокольни служили, конечно, тому, чтобы нести колокола, но еще больше — тщеславию»[432]. Также и эти арки важны не столько в истории русской архитектуры, сколько в истории русской государственности, которой они вернули ее привычную идентичность. То, что в них «есть что-то театрально-условное»[433], почувствовали во время перестройки, в тот краткий миг, когда была важна правда. Но потом важнее стал статус, и арки из гипсокартона стали в 1990-е таким же его символом, как шестисотый мерседес.

М. Лялевич. Торговый дом Мертенса на Невском проспекте. 1912

41. ДОМ ЦВЕТОВ 1974–1982

АРХИТЕКТОРЫ Ж. ВЕРЖБИЦКИЙ, И. ЖУРАВЛЁВА, В. МЕЩЕРИН

МАЛАЯ ПОСАДСКАЯ УЛИЦА, 3, КАМЕННООСТРОВСКИЙ ПРОСПЕКТ, 5 ГОРЬКОВСКАЯ

Сложности и противоречия на Петроградке

В декабре 1971 года Совмин РСФСР принял постановление «О мерах по дальнейшему развитию цветоводства в РСФСР и увеличению продажи цветов населению»[434]. Результаты его были довольно скромными: согласно официальной статистике, в 1974 году в СССР на душу населения приходилось 1–2 срезанных цветка в год, в 1979-м — 3–4, и только к 1985 году планировалось обеспечить каждого советского гражданина 6–8 цветками[435]. Однако достижение этих результатов потребовало не только развития цветоводческих хозяйств, но и исследовательской работы по выявлению сортов, которые хорошо переносят транспортировку и долго стоят в вазе. Кроме того, нужно было убедить горожан в том, что цветы можно покупать не только на рынке и у дачников близ вокзалов, но и в государственных магазинах.

➧Именно поэтому в 1973 году было решено построить в Ленинграде Дворец цветов. Согласно проектному заданию, в нем должны были разместиться, наряду с торговым залом и подсобными помещениями, зал аранжировки цветов и цех по изготовлению сухих букетов, агрохимическая лаборатория объединения «Цветы», опытный кабинет-лаборатория защиты цветочных культур и опытно-семенная лаборатория. Уже на этой стадии предполагалось, что здание будет состоять из двух частей: низкой, на крыше-террасе которой хотели устроить сад с летним кафе, и высокой, которую должна была венчать оранжерея[436].

Развертка фасада по улице братьев Васильевых (М. Посадской)

➧За время проектирования и строительства программа немного изменилась — роль выставочного зала городского цветочного хозяйства Ленинграда отошла Пальмовой оранжерее Таврического сада, которую в 1977–1979 годах приспособили к этой цели архитекторы Давид Гольдгор, Александр Константинов и Екатерина Ушакова. Поэтому Дворец цветов на Петроградке превратился в Дом, образцово-показательный цветочный магазин получил название «Цветы Болгарии», кафе «Флора» переехало под крышу двухсветного павильона, а 7-этажный корпус заняло Управление садово-паркового хозяйства Ленгорисполкома. В конгломерат также оказалась включена соседняя музыкальная школа, к которой пристроили новый объем с классами.

Вид с улицы братьев Васильевых (М. Посадской)

План 1-го этажа

➧Сложная конфигурация здания определена не только программой, но и желанием вписаться в среду Петроградской стороны, создав при этом романтический и ярко индивидуальный образ. Получился сказочный замок, но не доминирующий над окружением, а вежливо раскланивающийся со всем вокруг. В опубликованной в 1983 году рецензии Остап Василенко пересказывает слова Жана Вержбицкого о подходе к проектированию. Он стремился «выразить собственное мироощущение, созвучное времени», и создать ансамбль с архитектурным фоном, состоящим из зданий эпохи модерна и неоклассики начала XX века: музыкальной школой, занимающей особняк 1898 года, где когда-то жил Сергей Витте, и доходными домами, один из которых спроектирован Фёдором Лидвалем, а другой Марианом Лялевичем. «Нельзя рассматривать проектируемое здание как локальный объект, оторванный от сложившейся среды и исторического окружения, обладающего особым ритмическим и пропорциональным строем, цвето-световой гаммой», «задача архитектора состоит прежде всего в том, чтобы суметь раскрыть и верно понять закономерности градостроительной структуры»[437]. Несколько неожиданно слышать такое от одного из авторов БКЗ «Октябрьский»{17}, который успешно игнорирует свое окружение и градостроительное положение.

➧Возможно, Вержбицкий принял близко к сердцу критику, прозвучавшую в адрес создателей БКЗ, но главное не в этом, а в том, что в семидесятые полностью изменились приоритеты архитектурной практики в целом: до СССР докатилась критика модернизма. На V съезде архитекторов СССР в 1970 году вновь заговорили об архитектуре как искусстве и об индивидуальном почерке архитекторов[438]. На следующем, VI съезде в 1975 году первый секретарь СА Георгий Орлов заявил, что «Архитектурную форму нужно создавать соответственно требованиям конкретной творческой задачи. <…> Архитектурная композиция, архитектурное решение должны быть естественными, органичными, правдивыми, соответствующими функции, материалу, конструкции, климату и т. п.»[439]. Это не просто лозунги, а разрешение архитекторам, уставшим от «голого» функционализма 1960-х, исследовать другие возможности.

➧Очевидно, Вержбицкий, как и многие его коллеги, испытал влияние Роберта Вентури, выступавшего в Москве и Ленинграде с лекциями в 1965 году, как раз тогда, когда он заканчивал работу над книгой «Сложности и противоречия в архитектуре». В 1972 году вышел сборник «Мастера архитектуры об архитектуре» с переводами теоретических текстов, где был опубликован фрагмент из «Сложностей и противоречий»: «Гибридные элементы мне нравятся больше, чем „беспримесные“, компромиссные больше, чем „цельные“, искривленные больше, чем „прямолинейные“, неопределенные больше, чем „четкие“, своенравные больше, чем безликие»[440]. В Доме цветов Вержбицкий следует этому манифесту.

➧Треугольный участок на примыкании к Кировскому (Каменноостровскому) проспекту улицы братьев Васильевых (Малой Посадской) заполнен таким образом, чтобы оставить перед зданием общественное пространство (наличие этой небольшой площади — единственное сходство с БКЗ). Кроме того, башня с фонариком и шпилем на углу высокого корпуса эффектно завершает перспективу Большой Посадской. Композиция «замка» включает выступающие и отступающие части, прямые и косые углы, эркеры и пилоны, большие глухие плоскости и немаленькие остекленные поверхности — как будто это все выросло здесь само с течением времени. Вержбицкий не использует здесь прямых цитат, вроде тройной арки Петроградского райкома, но собирает множество намеков на архитектурные мотивы, какие можно встретить в окрестностях, вплоть до «замурованных»