Иван Грозный - Сергей Эдуардович Цветков

Мирный исход следствия был обеспечен вмешательством митрополита Макария. Согласно летописному рассказу, царь ознакомил церковное руководство с материалами розыска, после чего «перед отцом своим и богомольцем Макарием митрополитом и перед владыками и перед освященным собором, царь и великий князь княгине Евфросинье и ко князю Владимиру неисправление их и неправды им известил и для отца своего Макария митрополита и архиепископов гнев свой им отдал». Владимир Андреевич хотя и сохранил свободу, однако попал под строгий надзор: его дворня и слуги были заменены верными дворянами царя. Зато его мать, княгиня Евфросинья, была пострижена под именем Евдокии и сослана в монастырь.

Многое в розыскном деле 1563 года говорит в пользу того, что здесь мы сталкиваемся с рецидивом боярских настроений десятилетней давности. Выше я высказал предположение, что в основе мятежа у постели больного царя в 1553 году лежали сомнения значительной части боярского окружения в законнорожденности Ивана. Подобное же заключение можно сделать и в данном случае. Какие основания имеются для этого? Прежде всего вызывает подозрения секретность, с которой велся розыск. В Александровскую слободу приезжают высшие сановники государства, в дело замешаны виднейшие боярские роды, а между тем ход следствия скрывается от иностранных дипломатов и результаты розыска оглашаются только в интимном кругу высших духовных лиц — случайно ли все это? Не старается ли Иван всеми силами скрыть исполнение пророчеств литовских «дохтуров и философов», которые, как мы помним, писали, что «приидет от него, государя, охула от всего царства, от мала и от велика, и будут его, государя, хулити, не ведаючи его царского прирождения»? Вина Владимира Андреевича настолько велика, что требует вмешательства митрополита Макария, но он избегает всякого наказания — не потому ли, что объявить о его вине означало одновременно и предать огласке то, что Иван желал скрыть навеки, — сомнительность своего права на престол? С другой стороны, суровое наказание постигает мать Владимира Андреевича — за что, почему? Напрашивается ответ, что она не оставила честолюбивых замыслов относительно будущего своего сына. Но ведь теперь не 1553 год — царь здоров, и никто не требует присягать малолетнему царевичу. Значит, отказ присягнуть Дмитрию тогда был только предлогом, и притязания Старицких на престол никак не связаны с состоянием здоровья царя: законность его правления отвергается ими в принципе. А для этого имеется только одно основание — сомнительное происхождение Ивана. Кстати, сам царь своим обращением к «Повести о мятеже 1553 года» в Синодальной книге напрямую связывает оба события, но при том не дает никакой мотивировки «измены» Владимира Андреевича.

В переписке с Курбским, повествуя о событиях 1562— 1563 годов, царь в раздражении и запальчивости почти что проговорился о тайной подоплеке боярского недовольства. Бояре, пишет Иван, «Богом им данного и рожденного у них на царстве царя… отвергшеся и елико возмогоша, злая сотвориша всячески — словом, и делом, и тайным умышлением…». Упор Грозного на выделенных мной словах свидетельствует, что бояре отрицали именно богоданность и прирожденность его царских прав.

По всей видимости, мятежные настроения были настолько сильны, что Грозный начал серьезно опасаться за свою жизнь. Если до 1563 года он зачастую ездил по улицам Москвы в сопровождении одного слуги, который, шествуя впереди, бил в небольшой барабан, то теперь стал появляться на людях только с вооруженной свитой.

Обращает на себя внимание и тот факт, что примерно с этого времени Иван теряет психическую уравновешенность. Очевидец пишет, что царь «так склонен к гневу, что, находясь в нем, испускает пену, словно конь, и приходит как бы в безумие». Так можно реагировать только на какую-то глубоко личную обиду. Если учесть, что Иван слышал ссылки и намеки на свою незаконнорожденность уже лет двадцать, то нет ничего удивительного в том, что его терпению пришел конец.

Наконец через некоторое время после окончания розыска гибнут трое бояр из рода Оболенских — князь Дмитрий Овчина-Оболенский, князь Юрий Кашин и князь Михаил Репнин; причем впервые после долгого перерыва смертный приговор исходил не от боярской думы, а лично от царя. Дмитрий Овчина-Оболенский был сыном фаворита Елены — Ивана Оболенского, и представляется весьма вероятным, что, обрекая его на смерть, Грозный стремился пресечь всякие разговоры о родственных отношениях между ними. Кроме того, не исключено, что князь Дмитрий заявлял о своих правах на престол и пользовался широкой поддержкой боярства. Хорошо осведомленный о московских делах иноземец А. Шлихтинг объяснял казнь «графа Овчины» его огромным влиянием в Московии.

Обстоятельства гибели Михаила Репнина также любопытны. Курбский повествует, что, будучи однажды позван царем на пир, Репнин выразил отвращение при виде того, как царь и его приближенные танцуют в скоморошьих масках. Грозный в ответ сунул ему в руки маску, приказал надеть и веселиться вместе со всеми. Но Репнин в гневе растоптал маску ногами и заявил, что он не скоморох, а боярин, и потому бесчинствовать и безумствовать ему не к лицу. Иван велел вытолкать его взашей, а на другой день подослал к нему своих слуг, которые схватили благочестивого старика в храме во время всенощной, вытащили на улицу и убили.

В рассказе Курбского настораживает вызывающее поведение Репнина. Записки иностранцев рисуют отношения бояр и царя следующим образом: «В отношении к подданным он (Иван. — С. Ц.) удивительно снисходителен, приветлив; любит разговаривать с ними, часто дает им обеды во дворце и, несмотря на то, умеет быть повелительным; скажет боярину: иди! и боярин бежит; изъявит досаду вельможе, и вельможа в отчаянии: скрывается, тоскует в уединении, отпускает волосы в знак горести, пока царь не объявит ему прощения». Репнин же в приведенной сцене демонстрирует едва ли не высокомерие. Весьма похоже, что в душе он считает царя незаконнорожденным «выблядком», которого не грех поучить хорошим манерам. Кое на какие размышления наводит и сама его смерть. Если царские слуги не перестарались и приказ об убийстве Репнина на ступенях храма действительно исходил от самого Ивана, это свидетельствует, что царь желал покарать не просто преступника, а нечестивца, оскверняющего своим присутствием стены храма. Отказ надеть скоморошью маску никоим образом не подходит под разряд кощунства или святотатства. А вот сомнение в законнорожденности Божьего помазанника, с которым Господь общается «устами к устам», подходит как нельзя более. На церковной паперти был убит и другой Оболенский — Юрий Кашин. Курбскому, который резко упрекал царя за пролитие в церкви «святой крови» мучеников, Иван спокойно ответил: «Мучеников же в сие время за веру у нас нет… а еже кто обрящется в супротивных… тот по своей вине и казнь приемлет… ино, таких собак