Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов

class="p1">Решение об отдыхе осталось благим пожеланием. Летом по поручению Ленина Феликс дважды выезжал в Серпухов, в полевой штаб Красной армии, который возглавлял Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич. Они познакомились полтора года назад во время обороны Петрограда от немецких войск. С тех пор и виделись, и разговаривали неоднократно. Между ними сложились хорошие деловые отношения. Не проникнуться его авторитетом, не оценить его знания и интеллигентность было невозможно. А тут ему пришлось приехать с не очень уютной миссией инспектора.

Несмотря на громадный опыт Бонч-Бруевича и несомненную искренность в отношении советской власти, а может быть, именно благодаря этому, некоторые более молодые, но амбициозные штабисты возводили на него всякую напраслину, вплоть до обвинений в контрреволюции. Тщательно рассмотрев все жалобы, Дзержинский убедился, что они абсолютно безосновательны. Но само это глубокое знакомство с деятельностью генерала позволило понять важность и неотложность поднимаемых им вопросов тактического и стратегического характера.

Феликс поспешил письменно сообщить о них Ильичу:

«М. Д. Бонч-Бруевич просил обратить Ваше внимание на Южный фронт. Он его беспокоит в самой сильной степени. Предлагает послать на место Гиттиса Вл. Ник. Егорьева (инспектор пехоты сейчас). Троцкий знает его. Необходимо принять меры по обеспечению тыла южных армий. Дезертиры там сорганизовались и, очевидно, действуют в связи с Деникиным. Каждый день промедления может иметь роковое значение. Относительно чистки и сокращения Полевого штаба мы уже сговорились. С 1200 человек доведет до 300. В связи с сокращением стоит вопрос о передислокации штаба из Серпухова в Москву.

М. Д. Бонч-Бруевич произвел на меня хорошее впечатление человека делового, без камня за пазухой».

Ленин согласился с Дзержинским, и в Серпухов были направлены руководители Реввоенсовета. Ещё одной беспокоящей темой в разговоре с вождем была Украина. И Петровский, и Лацис были посланы туда, кроме всего прочего, для борьбы с самостийностью, с расхлябанностью и прожектерством местных советских властей, но на деле сами стали не меньшими, если не большими самостийниками – без совета и даже ведома принялись вводить новые правила, проводить реорганизации, устраивать необоснованные массовые репрессии. Такое впечатление, что это было то место, которое научилось «красить» человека. По поводу этой партизанщины и распущенности ЦК уже не раз высказывало недовольство украинским товарищам. И вот теперь по просьбе Ленина Дзержинский направил более жесткое письмо Лацису:

«Сейчас положение военное таково, что если мы не пересилим срочно самостийности наших окраинных республик и не введем всюду максимальную экономию и быстроту, что достигается дисциплиной и подчинением единому центру, если не устраним зуда изобретения Америки и пороху, то вряд ли осилим раз навсегда деникинцев. Я лично полагаю, что нашим несчастьем это то, что все совнаркомы и друг. правительств. органы окраинных республик – принимали себя серьезно, как будто бы они могли быть державными правительствами. Сколько в этом митрофанства и узости политической. Пока кончаю. На днях ЦК будет рассматривать украинский вопрос».

В августе ЦК назначил его по совместительству ещё и начальником Особого отдела ВЧК. Сняли Кедрова, а первым заместителем остался опытный Иван Павлуновский, бывший председатель Уфимской ЧК. По сути, это военная контрразведка, к которой постоянно было много претензий со стороны Реввоенсовета и лично Троцкого. В частности, недавно был произведен ряд арестов командиров и генштабистов, чья невиновность следствием была выявлена. Разобравшись, Дзержинский инициировал вопрос об их освобождении. Политбюро одобрило, оговорив все же невозможность для них ответственных назначений и сохранение надзора ВЧК.

Предстояло налаживать эту новую работу, не допуская ослабления прежней. Ведь просто смотреть глазами своего аппарата – это гибель для руководителя. Тем более что кадры из Москвы постоянно направлялись в комиссии, организуемые на освобожденных территориях Украины, Белоруссии, Литвы и надо было постоянно заботиться о замене. Причем не только в центральном аппарате, но и в Сибири, на Урале, где в связи с наступлением Колчака принимались решения о мобилизации чекистов. При ВЧК уже год как работали курсы подготовки следователей, разведчиков и организаторов-инструкторов.

Выписка из протокола заседания Оргбюро ЦК РКП(б) от 18 августа 1919 г. о назначении Ф. Э. Дзержинского председателем Особого отдела ВЧК. 20 августа 1919 г. [РГАСПИ]

В это же время из Петрограда поступило подряд несколько настораживающих сообщений. В первом говорилось, что при тщательном обыске убитого при попытке перейти линию фронта на Лужском направлении офицера Никитенко, в мундштуке папиросы было обнаружено письмо за подписью «Вик» белогвардейскому генералу Родзянко:

«При вступлении в Петроградскую губернию вверенных вам войск могут выйти ошибки, и тогда пострадают лица, секретно оказывающие нам весьма большую пользу. Во избежание подобных ошибок просим вас, не найдете ли возможным выработать свой пароль. Предлагаем следующее: кто в какой-либо форме или фразе скажет слова «во что бы то ни стало» и слово «ВИК» и в то же время дотронется рукой до правого уха, тот будет известен нам, и до применения к нему наказания не откажитесь снестись со мной. Я известен господину Карташеву, у которого обо мне можете предварительно справиться. В случае согласия вашего благоволите дать ответ по адресу, который даст податель сего».

А вскоре на финляндской границе задержали начальника Сестрорецкого разведывательного пункта Самойлова и агента того же пункта Борового-Федотова, намеревавшихся бежать к противнику. При аресте они пытались выбросить шифровку со сведениями о дислокации войск Красной армии. Кроме того, в ней сообщалось о группировках контрреволюционных сил в Петрограде и представителе Юденича генерале Махрове.

Это письмо в штаб Юденича они получили от петроградского инженера Штейнингера, члена партии кадетов. При обыске у того нашли пишущую машинку, на которой печаталось шпионское донесение, антисоветские воззвания, а также письмо некоего Никольского к «дорогому Вику» с инструкцией по конспиративной связи через фронт. Штейнингер признал, что кличка Вик его и что он служит главным каналом связи между большой контрреволюционной организацией «Национальный центр» и генералом Юденичем.

Такое расследование, психологическое состязание с противником, распутывание узелков, предугадывание хитроумных ходов, сопоставление фактов, выяснение деталей, выстраивание логических связей было для Феликса, несомненно, самой привлекательной частью чекистской работы. Потому решил поехать сам. И не зря. В засаду на квартире Штейнингера угодили ещё несколько человек. И в их числе генерал Махов – тот самый представитель Юденича «Махров», упоминаемый в письме.

Арестованные поначалу хитрили, называли имена соучастников, которых считали погибшими, разоблаченными или перебравшимися за линию фронта. Но все же нескольких удалось установить и обезвредить. Все они были представителями прежней знати – князья Андроников и Оболенский, барон Шромберг, генералы Алексеев и Дмитриев. Но вот подробности о московской части организации выяснить не удалось.

А тут вдруг Павлуновский докладывает, что Вятская ЧК задержала агента колчаковской разведки некоего Крашенинникова с двумя револьверами и миллионом рублей наличными,