Моя история - Джоан Лесли Мэлоун

костюмах, свитшотах, футболках. Эдна, русская медсестра, которая вводила мне каждую дозу, даже не моргнула, когда я вошла, высоко подняв голову и выглядя гламурно — она понимала, что значит этот день, и не собиралась устраивать из этого большого события. Никто не делал из мух слона в Слоан-Кеттеринге. Будь тем, кем хочешь быть. Делай все, что нужно, чтобы пройти через это. Такова философия.

На Рождество я была больна, но мне было все равно, потому что это был последний этап. Я заняла место в одной из «химиокабинок», закатала рукав костюма, расслабилась в кресле, опустила голову и закрыла глаза. И когда я почувствовала, как холодный сок в последний раз течет по моим венам, я улыбнулась.

Я как-то пережил рождественское утро с Джошем, прежде чем мы отправились к Стивену на индейку с гарниром, хотя большую часть дня и вечера я проспал. Я не ожидал, что праздники будут запоминающимися, но он и его друзья сделали все, чтобы воссоздать волшебство.

Дух прошлых Рождеств навсегда останется в моей памяти благодаря волшебству, которое мама и папа создавали для меня в детстве. С другой стороны, с тех пор было много Рождеств, когда мы вообще не разговаривали. Во время нашего пребывания в Нью-Йорке родители звонили мне несколько раз, может быть, раз в два месяца. Я помню, как папа плакал во время одного звонка, говоря, что хотел бы, чтобы я не был так далеко. И все же мы были так далеко друг от друга так долго, даже когда находились в одной стране.

Моя свекровь, Морин, была просто потрясающей в это время, она прилетела, чтобы провести неделю со мной и позаботиться о Джоше. Отец Гэри, Дэвид, побрил голову, когда у меня выпали волосы, в знак солидарности с лысиной. «И я не буду отращивать волосы, пока твои не отрастут», — пообещал он. Честно говоря, я не знаю, как бы я пережила те месяцы без этих особенных людей в моей жизни.

Среди них были женщины из Нью-Йорка, такие как Эвелин Лаудер, Роуз Мари Браво и главный редактор Town & Country Памела Фиори, которая неожиданно появилась на моем сороковом дне рождения в ноябре с воздушными шарами, тортом и столь необходимым мне настроением. «Дорогая, мы не могли позволить тебе праздновать в одиночестве!» — сказала Эвелин.

Друзья из Лондона прислали посылки с британским чаем и сладостями M&S. Они писали письма, делились новостями, прикладывали фотографии с различных мероприятий и торжеств — так, в те времена, когда еще не было Facebook, они держали меня в курсе событий и не давали мне чувствовать себя изолированной.

Я также лежала в постели, закрывала глаза и представляла себе ужин и смех в кругу друзей. Я переносилась туда в мыслях, переживая прошлые события и любимые воспоминания. Я также посещала наш дом и «ходила» из комнаты в комнату, желая почувствовать его уют и привычность за три тысячи миль от него. Но в второй день Рождества в том году мне не нужно было представлять себе свою лондонскую жизнь. Потому что ко мне приехали два лондонских друга.

Гэри говорил, что купил билеты в цирк и хочет, чтобы я оделся. Я хотел только лежать в халате, но ради Джоша я собрался с силами. Около полудня, когда мы собирались уходить, Гэри ушел, и в этот момент раздался звонок в дверь. Подумав, что это доставка, я открыл дверь... и увидел своих друзей Джоэла Кэдбери и Олли Вигорса, которые утром прилетели из Хитроу. Вдруг осознав, что я без бейсболки, я взял книгу с тумбочки в прихожей и прикрыл ею свою лысину. «Не смотрите на меня! Не смотрите!»

Джоэл закатил глаза. «Ты думаешь, нам это важно?!» — сказал он, обнимая меня.

Их визит сделал мое Рождество, а Гэри тайно приготовил чулки, чтобы у каждого был подарок, который можно было бы открыть перед тем, как мы пошли на обед в Mandarin Oriental. На мгновение я мог бы обмануть себя, что все вернулось к нормальной жизни. Действительно, зная, что я закончил последний цикл химиотерапии, «нормальная жизнь» была уже не за горами — 2004 год не мог наступить достаточно быстро.

Когда я в следующий раз увидела Ларри, в первую неделю января, единственная мысль, которая была у меня в голове, — это «переключение»: замена тканевого экспандера на постоянный имплантат. Как только это будет сделано, я смогу вернуться домой. Я пришла на прием, полная облегчения от того, что этот день наконец настал.

«Хорошо», — сказала я с вздохом. «Мы сделали это — конец!»

Только это был не конец. Я поняла это по выражению лица Ларри.

«Что-то не так?» — спросила я.

«Я не думаю, что мы совсем закончили, Джо».

«Что ты имеешь в виду? Ты сказал шестнадцать недель. Шестнадцать недель химиотерапии, и все будет готово. Так ты сказал, Ларри. Я сделала все, что ты просил. Я не могу пройти через это снова...»

Я чувствовала, как дрожу, когда говорила; отчасти от страха, отчасти от гнева. Но Ларри, как всегда мягкий и сострадательный, объяснил, что не все лечения проходят по плану. «Я знаю, что это кажется несправедливым, но важно, чтобы мы сделали все правильно. Мне очень жаль, но химиотерапия должна продолжаться».

Предписание о возможном продлении лечения еще на шестнадцать недель полностью выбило меня из колеи. Мой подход к жизни заключается в том, чтобы знать план, график и направление и придерживаться их — знать, где находится финишная черта. Теперь, пересек эту черту и нарядившись, чтобы отпраздновать победу, мне сказали вернуться к старту и пробежать марафон заново.

Ларри видел мое уныние. «Я просил вас довериться мне в начале, — сказал он, — и если бы это не было необходимо, я бы не подвергал вас этому».

Упал — встал. Отряхнулся. Продолжил. Перевернул страницу. Так я сказал себе. Позже в тот же день я купил второй календарь и отметил еще шестнадцать недель, которые нужно было отмечать крестиком день за днем с января по апрель 2004 года. Вместо Рождества я теперь с нетерпением ждал смены сезонов, перехода от зимы к весне.

В ту же неделю я получила по почте фотографию от Рут Кеннеди: в рамке был запечатлен наш отпуск — она, я и наша подруга Джейн Мур, писательница и журналистка, в ресторане в Венеции. Вверху фотографии Рут написала: «Однажды ты проснешься и почувствуешь, что ты на вершине мира». Я прикрепила ее в