Дитя чумного края - Натали Абражевич

не спал; стояли шепотки и болтовня, и в паре мест зависли колдовские огоньки. Их света ей хватало, чтобы перешагивать неряшливые тюфяки, раскиданные по полу — будто назло, ей в дальний угол комнаты, где жались лавки знатных, как она и Йер.

Та тоже не спала. И слова не сказала, хотя Орья даже в темноте почувствовала ее взгляд.

Она решила молча переодеваться. Йер молчала тоже.

Орья замерла.

— Ну что? Отчитывать меня начнешь? — спросила она шепотом.

— Не собиралась.

Ей по тону было ясно, что Йер думает.

— Да неужели? Твое недовольство кожей можно ощутить.

Йерсена тяжело вздохнула. Орья хоть не видела, но представляла, как она сейчас должна была поднять глаза очень знакомым жестом.

— То, что ты творишь — большая глупость.

— О, да неужели!

Орья наконец-то шмыгнула под одеяло, и теперь они могли шептать друг другу прямо в ухо — уж давно почти вплотную сдвинули узкие койки.

— Ты считаешь, будто уязвишь так Содрехта, но только роешь себе яму.

— В самом деле? — Орью злило каждое из ее слов. — Но дело ведь не в нем. Все дело в Йергерте. Ты бесишься, что я из всех — именно с ним.

Еще один тяжелый вздох.

— Плевать мне на него. Но ты задумывалась, что из этого получится? Что будешь делать, когда Содрехт тебя опозоренной сочтет?

— Уже бы счел, если б его это заботило, но только он плевал. Все эти годы ему было наплевать на все, что связано со мной.

— И ты готова липнуть хоть к кому, едва тот скажет, что ему чуть менее плевать?

Орьяна вспыхнула.

Ее и прежде злило, но теперь до дрожи взбудоражило, что Йер никак не в силах была осознать: так много лет всем было наплевать на ее чувства и старания, так много лет она из кожи лезла вон, чтоб заслужить хоть добрый взгляд — и ничего не получала, а теперь она — хозяйка положения. Все стало по-другому с Йергертом. Все было так, как ей хотелось, как она решила. Он ее любил. Впервые ей случилось ощутить это.

И до чего несправедливо, что подруга все никак не уяснит, насколько это ценно: наконец почувствовать себя любимой.

— Ты не понимаешь, и, наверное, и не поймешь, — зло процедила Орья. — Выворачиваешь все во что-то унизительное, потому что ничего другого ты сама не знаешь.

— Это унизительно и есть. Будь это все серьезно, Йергерт бы не жался с тобой по углам, а умолял бы брата Бурхарда посвататься к твоим родителям. Но нет, ты как одна из прочих девок, каких он водил по тем углам…

Орьяна вздрогнула и зло пихнула Йер в плечо.

— Не сравнивай! — излишне громко шикнула она. — Тебе откуда знать, серьезно или нет? Тебе самой что, доводилось хоть бы раз такое испытать? Ты знаешь, как это вообще? Когда тебя готовы приласкать?

Она почувствовала, как Йер напряглась и не сдержала ликования — она хотела зацепить ее, задеть. Смогла.

— Что именно вы натворили? — тон сменился очень резко.

Орья фыркнула.

— Мы целовались. С того дня, когда я повела его в фирмарий. И ты знаешь, мне понравилось!

— Ожоги оказались интересными настолько, что их надо было щупать языком? — Йер выцедила это с ядовитостью, какую позволяла себе редко.

— А что, если да? Я слышала, что поцелуи юных дев снимают боль.

— Чего ж тогда целительницы этим методом не лечат?

— Знаешь, хватит! — Орья в раздражении уселась и теперь шипела сверху вниз. — Ты ведь завидуешь. Не представляешь, как это, когда с тобою ласковы. Ты можешь хоть представить, каково это, когда влюбленный юноша тебя целует?

Йер молчала долго, и Орьяна упивалась этой тишиной. Само собой: откуда бы Йер знать.

— Вот видишь. Тебе просто не понять. И знаешь, ты вот зубоскалишь, а я в самом деле лучше бы за Йергерта пошла!

В отблеске света было видно, как Йер разевает рот, не в силах вымолвить ответ.

— Но он друг Содрехта. И он тебе не ровня! — наконец нашлась она.

— И что? Увидишь, мы еще поженимся. За Содрехта я не пойду, он мерзкий.

— Орья… — Йер уселась и вцепилась в ее руку. Едва достающий свет чьего-то светлячка подсвечивал глаза, пронзительные и блестящие. — Орья, это плохо кончится.

Глоссарий

Упеля́нд — вид средневековой верхней одежды, похожей на плащ с широкими рукавами.

Часть IV. Глава 3

— Ух ты…

Орьяна ухватилась за протянутую руку, даже не взглянув, — рассматривала комнату. Споткнулась, выбираясь, — приставная лестница паршиво сочеталась с длинной коттой; только то спасло, что Йергерт поддержал. Ткань затрещала, но не порвалась.

На самом деле комнатка была паршивая — каморка, полнящаяся забытым хламом, обрастающая пыльной паутиной и грибком в углах. Но то, что это будет их каморка — их укрытие, какое никому другому неизвестно, поселяло в груди трепет.

Даже Йер, какая вечно находила потайные уголки, не знала этой комнаты. Никто не знал. Лишь только они двое.

Йергерту облаты про нее рассказывали — не ровесники, а те, что были старше и теперь ушли со всеми на войну. А сами знали от родни — те поколениями про нее рассказывали. И, как замок опустел, он, может, тут один остался, кто знал про нее.

Орьяна изучала все с огромным интересом.

Комнатка укрылась в толстых башенных стенах. Пол — тоненькое перекрытие из досок. Света — только из щелей вокруг забитой ставнями бойницы.

Орья долго дергала, пока они не поддались — с белесой дымкой пасмурного дня, что полилась снаружи, взвыл злой ветер, закачавший паутину, и пополз унылый холод осени, идущей к своему закату. Третий месяц разгулялся: второй двор под башней сделался весь серым и бесцветным, не осталось ярких листьев, только помертвевшая трава топорщит у подножья стен бурые ости. Даже малахитовая зелень площади потухла.

На свету вид комнатки стал только хуже — чистое убожество. Все — рухлядь, и обломанные деревяшки не всегда дают узнать, чем был предмет, теперь годящийся лишь на растопку; старые полотна пропылились, моль проела их до дыр, и мерзкая труха от ветра полетела на пол. Пыль щипала нос.

И только лишь перина на полу лежала новая и чистая. Отброшенное, незастеленное одеяло замаралось.

Йергерт уж сидел на ней, безмолвно глядя, как Орьяна изучает комнатушку. Чуть поймав ее взгляд, хлопнул по перине около себя, и Орья села рядом.

Она прижималась к боку — даже сквозь одежду чувствовала ребра. Йергерт был костляв, если не тощ — пусть крепко сложен, пусть подвижен и силен, но