«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

Тима Казанцев

Исторически установлено, что Тима Казанцев, теченский мужичок-землероб, был последним настоящим, кадровым псаломщиком в теченской церкви. Ему пришлось «видети и кончину» её. Осталось, однако, не известным, как Тима постиг это искусство. Нам, поздним его современникам, удалось видеть его уже в пору полной его зрелости, когда формирование его закончилось. В эту пору он был как бы запасным псаломщиком при церкви на тот случай, если кто-либо из псаломщиков болеет. Незаменимым помощником он был и в пасхальное время, когда приходилось шагать по деревням «с Богоматерью». Голосом он не отличался, но как «править» богослужение, церковный устав он знал в совершенстве. Как подобрать тропарь и кондак на «часах», как найти очередной «Апостол»; как «править службу» по Триоди постной или цветной; как служить молебен – всё это он знал в совершенстве. Как петь «гласы» и всякие церковные песнопения в праздники, посты, на молебнах – всё это он знал и умел делать. Одним словом, на него можно было положиться вполне. Вот почему, когда с закрытием духовных училищ и семинарий оскудел приток кандидатов в псалмопевцы, он пришёл на выручку, но судьба церкви была уже решена.

Тима Казанцев был уже в пожилом возрасте, когда его произвели в псаломщики. По наружности он был благообразный, но немного «сшибал» на сектанта. Небольшого роста, с рыжей бородкой. Одевался по-крестьянски: летом и осенью ходил в зипуне, зимой – в тулупе. Человек он был трезвенный, скромный. При женитьбе «был принят в дом». Имел справное хозяйство, приближался к типу середняка.[238]

Нюнька, он же Евдоким Никитич

При крещении его назвали Евдокимом, а наши деревенские филологи всяческие изощрялись в поисках объяснения, почему его стали называть «Нюнькой». Обычно уменьшительные или ласкательные слова сохраняют корень основного, например: Пётр – Петенька, Константин – Костенька, Костюшка и т. д. Но как от Евдокима получить «Нюнька»? Пытались образовать это слово от «Овдюнька», какое слово было в ходу. Но для всякого ясно, что созвучия в суффиксах при различных корнях слов «Овдюнька» и «Нюнька» не разрешает вопроса, и тогда стали искать разрешения «проблемы» не на путях филологии, а психологии Евдокима в раннем детстве и производить это слово от слов: «нюня», «нюнить». Высказывалось предположение, что может быть Евдоким отличался в детстве повышенной плаксивостью и относился к тем детям, которых укоряли иногда словами: «Эх, ты – нюня!», а матери в сердцах говорили им: «перестань нюнить», или «что ты нюни развёл». Такое предположение, нельзя не согласиться, кажется убедительным и близким к правильному разрешению данной «проблемы».

С этим названием Евдокима «Нюнькой» связана ещё та особенность, что оно, это название, сохранилось за Евдокимом на всю его жизнь. Ему было тридцать-сорок и т. д. лет, его давно уже нужно было бы называть Евдокимом Никитичем, а его по глазам все звали «Нюнькой». Казалось, что это название включило в себя всё существо Евдокима, въелось в его натуру, и только при употреблении его возникал образ Евдокима: назови его Евдокимом Никитичем – и кто-нибудь спросит: кто это, а назови «Нюнькой» – всякому ясно о ком идёт речь. Слово «Нюнька» стало прозвищем Евдокима: в нём всегда слышалось что-то обидное, вроде как бы признание за человеком его легкомысленности, какой-то неполноценности, когда про кого-нибудь говорят: «болтушка ты!»

Нюнька был старше меня на 2–3 года и по возрасту был другом брата Ивана, но в играх такое различие в возрасте не играло существенной роли. Он приходил к нам играть в «прятки» и во время одной игры первым сделал открытие для меня, что я сломал руку.

Семья, членом которой он состоял, была из четырёх человек: отца, матери, сестры его и нашего друга. В деревне такие семьи считались малыми, малодетными. Жили они неподалёку от нас через одну усадьбу, а дом стоял не в ряду с другими, а отступя от дороги метров на 15–20, так как перед домом весной при таянии снега и осенью от дождей образовывалось болото. Я помню, как мы, друзья Нюньки, в этом случае пробирались к его избе по узкой полоске земли возле прясла огорода Клюхиных, потому что болото подходило к порогу избы. Вода в болоте держалась долго и на нём плавали гуси со своими выводками. Летом болото высыхало, и в грязи его некоторое время принимали ванны еще свиньи, а потом оно совсем высыхало и на нём рос свиной горох. Дети любят воду, и понятно, что это болото всегда привлекало нас к себе.

Жить в избе в таких условиях можно было лишь потому, что кроме нескольких куриц у хозяев ее ничего не было. Мы же удовлетворялись иногда только встречами с Нюнькой на дому. Потом избушку переставили в ряд с другими немного правее болота, но у хозяев по-прежнему ничего не было, кроме курицы.

Отец Нюньки был пьяницей, Ходил на подённые работы – летом косить, жать, осенью и зимой – молотить, но всё пропивал. Пил, как говорится, «до чёртиков» в буквальном смысле этого выражения, т. е. до припадков. Нюнька приглашал нас к себе посмотреть, как тятька его «ловит чертей». Мы забирались на печку и наблюдали, как Никита соскакивал с постели, пошатываясь бродил по избе и, бормоча, разводил руками. Нюнька показывал на него и говорил: «Смотри, смотри, он чертей ловит». Было и интересно и страшно смотреть на Никиту.

Мать Нюньки была гадалкой или лекаркой. Об этих её талантах слава распространилась далеко по нашей округе. Чаще всего к ней обращались с просьбой отгадать, где находятся украденные у кого-либо кони, и она отгадывала. Она прямо объявляла тому или другому потерпевшему: поезжай туда-то, там стоят на привязи твои кони». «Вези вина столько-то, поставь его туда-то» или деньги положи столько-то, туда-то». Это предварительно и обязательно. Результаты она объявляла после гадания с воском на воде. Можно было легко догадаться, что она держала связь с ворами и была их агентом, но простоватые люди, удрученные горем, не замечали этого и верили в её знахарский талант. Больных она парила в бане от «лихоманки». Сестра Евдокима – Варвара было тоже загадочной личностью, женихи её долго «обегали и она вышла замуж за мужика уже в годах, долго не приносила детей, а когда, наконец, принесла, что по селу пошла молва, что зачатие было греховным.

У Нюньки были тонкие черты лица, и он не лишён был миловидности. Мальчишка был вертлявый, хитроватый, но восприимчивый к науке и услужливый. Нашей сельской учительнице Елизавете Григорьевне стоило больших трудов сагитировать кого-либо поступить