«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

в Тече именно она найдёт свою «судьбу», но этого не случилось. Во всяком случае теченские молодые люди были благодарны Марии Ивановне за то, что у ней были такие племянницы и за то, что летом они приезжали в Течу.[248]

У М. И. был физический недостаток: она сильно прихрамывала. Несмотря на преклонный возраст, она была очень жизнерадостная и очень общительная. Строго соблюдала праздники, именины и разные примечательные дни. В Великом посте, если кто-либо удостоился принятия святых и честных тайн, обязательно придёт поздравить. Нечего говорить о таких событиях, как именины: не пропустит, чтобы не поздравить. Любила грешница выпить и закусить, а если подвыпьет, то поговорит на разные кулинарные темы: что и как нужно готовить, например, если идёт речь о том, как жарить баранину, то обязательно подчеркнёт, что нужно жарить с чесноком.[249] Высказывалась иногда решительно и прямолинейно. Например, когда одно очень видное лицо из Теченского общества[250] сделало ей замечание – почему она с ним не чёкнулась, она ему сказала: «чёканье – знак дружбы, а у нас с Вами никакой». Это выражение М. И. потом часто приводилось как образец смелости, решительности и прямолинейности и превратилось в афоризм.[251]

Мария Ивановна носила на голове тёплую шёлковую «шамбуру», которая уже в наши времена выходила из моды. В таком виде мы представляли няню А. С. Пушкина Арину Родионовну. М. И. нас угощала: то она даст остатки от «просвирок», то что-либо из пряников. От неё мы узнали, например, о существовании таких деликатесов, как коврижек.[252]

Дом у М. И. стоял на площади, где часто играли шариком, и стёкла в нижнем этаже у ней не раз выбивались. Конфликты обычно разрешались полюбовно, т. е. какой-либо компенсацией.[253]

Однажды при поездке по епархии екатеринбургский епископ совершал в Тече литургию, и перед М. И. встала серьёзная задача – выпечь архиерейскую просфору. Она справилась со своей задачей и получила поощрение от отца протоиерея. Когда церковным старостой был кирдинский крестьянин Пётр Данилович Черепанов, он обычно заезжал к М. И. и оставлял во дворе у ней своего коня. Всем соседям по площади у церкви навсегда запомнились две картины, которые они наблюдали по воскресеньям и праздникам: шествие прихрамывающей М. И. с просфорами в церковь в начале звона к обедне и подъезд к дому М. И. и въезд в ограду Петра Даниловича на гнедой лошадке, запряжённой в телегу.

Однажды М. И. решила съездить в Далматов в монастырь помолиться и не вернулась домой. Было что-то роковое в жизни нескольких теченских жителей: они уезжали из Течи и умирали на стороне. Так, псаломщик Александр Димитриевич Покровский умер в Каменском заводе; о[тец] Анатолий Бирюков – в селе Бугаевском. Так случилось и с М. И.: она умерла в Далматове.

С её смертью исчез в скором времени и её дом, а вместе с ним и соседний дом Филиппа Григорьевича: значительно расширилась зато площадь около церкви.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 469–472 об.

Павел Игнат[ьев]ич

[1961 г. ]

При церкви всегда были два трапезника и обычно они были из разных деревень. Должность их была выборной, а выбирались они на год. Они несли охрану церкви изнутри. Кроме них была ещё наружная охрана, а в летнее время на колокольне ещё дежурил человек на случай возникновения пожара. В их обязанность входило: топить зимой печь, следить за чистотой в церкви и на дворе: подметать, но мытьё полов еженедельно по понедельникам производили женщины, кроме алтаря, куда женщины не допускались. Они звонили к богослужениям, учились звонить «во вся». Открывали и закрывали церковь для проведения разных «треб»: крещения, отпевания, исповеди, венчания и т. д. Перед отпеванием один из них обязательно ходил на кладбище измерять глубину могилы: она должна была иметь глубину не менее сажени. Перед крещением они должны были готовить для него «купель», подогревать воду. Наконец, они должны были поочерёдно или по договорённости принимать участие в совершении богослужений: разжигать и подавать кадило, ставить свечи, зажигать паникадило, ставить аналой для чтения Евангелия, нести подсвечник перед диаконом, идущим на чтение Евангелия и т. д. В общем в течение года при богослужениях приходилось много выполнять различных функций, связанных с ритуалом, и ко всему этому нужно было привыкать, запоминать порядок служб. Так далеко деятельность их ушла от первоначальной функции, по названию которой они и носили название «трапезники» – люди обслуживающие трапезы, которые когда-то организовались при храмах. Теперь уже никто не задумывался над этим словом – «трапезник», от чего оно, к чему, да и произносилось оно теперь неправильно – «трепезник». Правда, может быть, отдалённым отголоском от тех древних времён существовал никем не регламентированный обычай среди трапезников – требовать некий выкуп для входа в церковь для венчания, т. е. гостинцы из свадебной стряпни, но идея его, во всяком случае, совсем не соответствовала идее древних трапез, а была корыстной выдумкой самих трапезников, которую по существу следовало бы запретить, как не соответствующую назначению Божьего храма, тем более, что находились такие «трапезнички», которые не прочь были включить в гостинцы не только печёное, но и превращённое во влагу. Но это уродливое явление во всяком случае было очень редким: не носило формы какого-то вымогательства, а скорее всего было простым угощением на радости по поводу семейного торжества.

При выборе в трапезники, однако, нужно было учитывать некоторые индивидуальные особенности избираемого на эту должность, например, табакур или усиленный поклонник Бахуса не подходили для этой должности, а также какой-нибудь шелапут. Такого отец настоятель не потерпел бы и одного для церкви. Чаще всего выбирали на эту должность человека, уже пожилого, со спокойным характером, но попадали и более или менее молодые мужички. Таким, например, был Павел Игнатьевич из деревни Баклановой. Он был избран в трапезники в возрасте 30–32 лет. Повлиял ли возраст Павла Игнатьевича, более молодой и, так сказать, более восприимчивый к усвоению вообще различных перемен в жизни, то ли особый склад его души и характера, но ему именно удалось показать идеал трапезника, показать типичные черты его, те черты, которым он должен удовлетворять. Можно ли говорить о каком-то идеале трапезника и его типе? Не является ли этот вопрос пустопорожним, ненужным измышлением? Если мы сравним должность трапезника с выборной тоже деятельностью деревенского сотского или десятского, то станет очевидным, что должность первого много сложнее, чем должность последних и многограннее и разнообразнее по своему влиянию на носителя её. Ему приходится наблюдать и радости, и