Названный Лжедмитрием - Сергей Эдуардович Цветков

По рассказу шляхтича Мархоцкого, князь Василий Масальский, подъехав к ее карете, сказал:

– Вы, Марина Юрьевна, песенки распеваете, – оно бы кстати было, если бы вы в Тушине нашли вашего мужа. На беду, там уже не тот Дмитрий, а другой.

От этих слов Марина расплакалась, с ней случилась истерика. А князь Масальский, страшась мщения тушинцев, бежал с дороги в Москву, к Шуйскому.

Согласно другому современнику, Конраду Буссову, Марина услышала истину из уст одного шляхтича, который был арестован за это и посажен на кол.

Как бы то ни было, несомненно, что она узнала правду перед самым приездом в лагерь Вора и что сам отец должен был наконец объяснить ей, в чем дело, и приготовить к той роли, которую ей предстояло сыграть.

Склонить ее к обману и бесчестью оказалось нелегко. Когда 11 сентября отряды Сапеги и Зборовского подъехали к Тушину, Марина снова билась в истерике и кричала, что ни за что не поедет дальше. Сапеге пришлось остановиться в версте от Тушина, на Москве-реке. Сам Вор, опасаясь разоблачения, не выехал ей навстречу, сказавшись больным. Вместо него встречать Марину был отправлен князь Рожинский и другие польские вельможи. Она была с ними так же несговорчива, как с Сапегой. Везти ее в лагерь насильно не решились, чтобы не испортить сцену нежной встречи влюбленных супругов.

Но Вор желал во что бы то ни стало столковаться о цене и условиях своего признания Мнишеками. Оставив на время Марину, Рожинский обратился к ее отцу.

В тот же день благородный пан воевода уже приветствовал Вора как своего зятя и законного царя. В сделке участвовали Сапега и Олесницкий, которые тоже поехали в Тушино и были приглашены к Вору на пир. Трапеза вполне соответствовала вкусам хозяина. Сначала была подана кваснина (кислый хлеб), затем прочие яства, не особенно замысловатые, приготовленные кое-как; за столом было неопрятно, кушанья носили прямо из кухни. Изобилия не было ни в чем, из напитков довольствовались одним медом. Во время обеда Вор богохульствовал и несколько раз пил здоровье короля и всего польского воинства.

Вору не пришлось долго уговаривать ни Мнишека, ни других. Воевода, не задумываясь, продал свою дочь. 15 сентября состоялась сделка. Мнишек выговорил себе 300 000 рублей и 14 городов в Северской земле – разумеется, после восшествия Вора на престол[1]. Олесницкий, вероятно в награду за посредничество, получил город Белый.

Чтобы окончательно обломать Марину, все же пришлось еще потрудиться. Когда на следующий день Вор сам приехал в лагерь Сапеги, она встретила его неприветливо и не выразила никакой радости. Рассказывали, что она даже выхватила нож и воскликнула: «Лучше умереть!» Кажется, уговоры отца действительно внушали ей отвращение, и она стала относиться к нему враждебно. Во всяком случае, когда воевода через несколько месяцев покинул Тушино, он не простился с дочерью и не благословил ее. Такое поведение вряд ли было следствием обычной семейной размолвки. Увещевания нежного родителя были подкреплены убеждениями одного иезуита, который уверял Марину, что признанием Вора она совершит высокий подвиг во имя Церкви.

Марина сдалась. Правда, преодолеть свое омерзение к Вору она так и не смогла, и выговорила себе право не делить с ним супружескую постель. 17 сентября отряд Сапеги под распущенными знаменами доставил ее в Тушино. Там на виду у всех Вор и Марина бросились друг к другу в объятия, громко благодаря Бога за то, что он дал им соединиться вновь. Однако ее долгие препирательства с нежно любимым супругом не укрылись, конечно, от внимания тушинцев и отнюдь не способствовали всеобщему энтузиазму. Позже Мнишек утверждал, что какой-то иезуит или бернардинец тайно повенчал их, с оговоркой, что сделано это было в плену и поневоле.

Падение совершилось.

Мы не знаем, как произошел в душе Марины этот переворот. Несомненно, женская слабость и дочерняя покорность сыграли в нем не последнюю роль. По силам ли было ей идти против всех, могла ли она в одиночку отстаивать свои права (что было бы, конечно, честнее и, вероятно, не раз приходило ей в голову)? Но также несомненно, что немалую, если не решающую роль в ее поведении играло высокомерие и безумное честолюбие. Гонор подталкивал ее отстаивать свой титул московской царицы несмотря ни на что. Но где найти силы, средства для достижения этой цели? Где деньги, без которых ничего нельзя было сделать? Где войско, которое могло бы победить ее врагов? Все это было у Вора, и, лишенная всего, она бросилась туда, где для нее светил хоть какой-то луч надежды. Поведение Марины еще раз подтвердило ту истину, что гонор – не истинная гордость, а прикрытие ее отсутствия. Согласившись запятнать себя сделкой с Вором, она перестала быть законной московской царицей и сделалась соучастницей обмана русского народа, тушинской воровкой, коронованной шлюхой, кочующей по рукам самозванцев. Марина была не «игрушкой судьбы», как она любила называть себя впоследствии, а жертвой собственного непомерного честолюбия.

V. Тушинская царица

Олесницкий откланялся Вору 19 сентября и уехал в Польшу. Вместе с ним Тушино покинули Павел Мнишек, Сигизмунд Тарло и многие другие освобожденные Шуйским поляки, большей частью женщины.

Между тем надежды Вора на сдачу Москвы не оправдались, а штурмовать столицу он не решался. Рожинский предложил блокировать Москву и уморить ее голодом. До сих пор тушинцы контролировали подходы к городу со стороны Смоленска и Твери; дороги на Калугу и Тулу прикрывать не было необходимости – там Шуйский не мог рассчитывать на поддержку; оставалось отрезать Москву от севера и востока – Ярославля, Суздаля, Коломны, Рязани, Казани, Нижнего Новгорода.

Осенью Сапега с 10 000 поляков и казаков обложил Троице-Сергиеву лавру. Штурмом монастырь взять не удалось, осажденные с успехом взорвали подведенный под стены подкоп. Однако, несмотря на неудачу тушинцев под Троицей, весь север – Ростов, Переславль, Юрьев-Польский, Суздаль, Ярослав, Углич, Владимир, Муром, Устюжна, Вологда, Псков, Великий Новгород – объявил о своем признании Дмитрия.

Из Москвы в тушинский лагерь хлынул поток перебежчиков. Дорогу показала родня Романовых – князья Алексей Сицкий и Дмитрий Черкасский. За ними последовали князь Дмитрий Трубецкой, князья Засекины, князь Федор Барятинский и многие другие бояре. Некоторые боярские семьи, желая застраховаться на обе стороны, поступали так: отец оставался в Москве, сын ехал в Тушино. Появились так называемые «перелеты» – люди, кочующие из одного стана в другой. Московские приказы почти опустели – подьячие подались к Вору. В конце концов защиту столицы пришлось взять на себя простым