О Христе по-другому. Подлинный смысл Страстей Христовых - Франсуа Брюн

того, чтобы мне его дать. Если бы я почувствовал такой мир в себе, то слишком возрадовался бы, и моя жизнь стала бы слишком легкой и слишком сладкой. Я верю, что Бог любит выдерживать на малом огне жертв Своей любви, и в теле их, и в душе. Конечно, по мне, так лучше бы, чтобы Он поглотил меня одним махом. Но прежде всего, да будет воля Его. Его радость — это и моя радость»[332].

Такие испытания, встречающиеся на духовном пути, могут длиться долгие годы, порой даже всю жизнь, почти до самого последнего вздоха. У отца Лорана Воскресения они длились 10 лет. Святая Эмилия Родат (1787‒1852) претерпевала такие испытания целых 32 года, вплоть до самых последних дней своей жизни. У преподобной матери Магдалены св. Иосифа таким испытанием были омрачены 12 или 13 последних лет ее жизни. Иногда такие периоды сумрака пронизываются кратковременными вспышками света. Когда Бог видит, что избранная душа больше не может этого выносить, что положение стадо опасным, тогда Он дарует ей краткие просветы, луч света, позволяющий душе понять, что она по-прежнему под водительством и покровительством Бога. Речь все время идет о том, чтобы вести душу как можно дальше по путям любви.

Святые православной церкви тоже знавали такие испытания. Я приведу здесь всего лишь один пример — святого Силуана Афонского, который в пучине отчаяния услышал глас: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся»[333].

Я мог бы вам привести еще множество примеров такого внутреннего отчаяния. Свидетельства тут столь многочисленны, что можно даже сделать на их основании вывод, что так протекает нормальное течение мистической жизни. Мысль о том, что это дано нам в «наказание» за наши грехи, кажется абсурдной. Попытка же понять все происходящее как Страсти Самого Христа, в свете механизма голограммы, кажется мне более справедливой. Все это страдание имеет лишь одну-единственную цель — повлечь за собой еще больше любви, той любви, что длится всю человеческую историю, от Big Bang до Big Boum, ради победы над силами ненависти, гордыни, зависти, жажды власти и стремления подавлять вплоть до уничтожения, разрушения противника. Такое испытание Богооставленностью позволяет тем, кто его прошел, помочь, часто даже не подозревая о том, тем, кто сомневается в самом существовании Бога, или в Его любви, или в смысле собственного существования в этом мире. Это предельное испытание для тех, кто чувствует себя отвергнутым всеми и даже Небом, для тех, кто чувствует себя глубоко виновным, более грешным, чем кто бы то ни было, чувствует, что никто, ни на земле, ни за ее пределами, никогда не сможет их простить, их снова принять, их снова ввести в сонм людей и детей Божиих. Это искушение Иуды!

Христианство — это все это, вместе со всем этим страданием. Можно не любить этого, не хотеть этого, но нельзя сделать вид, что этого нет.

Если мы откажемся от христианства, то страдание, зло, все равно ведь останутся здесь, они пропитали собою весь мир, хотим мы того или нет, с «ночи времен». Если тот смысл, который у нас придает всему этому христианство, вас не устраивает, тогда вам придется согласиться с тем, что ничто уже не имеет смысла. Все прочие объяснения остаются лишь теориями, которые могут, строго говоря, удовлетворить разум, но не сердце, поскольку не придают никакого смысла страданию. Даже может показаться, что они объясняют его причину. Но они не спасают от его ужаса. Все научные или философские теории пытаются дать нам понять, почему зло неизбежно, почему его нужно либо принять, либо сопротивляться ему. Нас снабжают обильно индийскими теориями, смыкающимися с античным стоицизмом, подхваченным св. Фомой Аквинским: зло необходимо, оно даже есть благо. Без тени, мы бы не различили свет. Без палача, у нас не было бы героизма жертв… Если бы такая метафизика была справедлива, если бы и в самом деле не был возможен воспринимаемый мир без того, чтобы зло было его составной частью, то не осталось бы надежды на рай, на мир счастья. Будь то в этом мире или в мире ином, но мы были бы обречены, по метафизическим причинам, с которыми ничего невозможно поделать, на вечное нахождение в мирах зла. Надеяться нам тогда больше было бы не на что, даже на Бога надежды бы не осталось.

Но если мы не признаем зло метафизически необходимой, неизбежной составляющей любого возможного мира, тогда надежда может остаться. Христианство дает не просто еще одно объяснение присутствия зла в мире. Оно показывает, как с ним бороться, не только в его проявлениях, но в самом его корне. Весь мир согласен на борьбу со злом, страданием, всеми средствами, какие нам дает сегодняшняя наука, со всей щедростью тысяч фондов, международных организаций, со всеми знаниями всех ученых из разных лабораторий. Но и этого недостаточно. Эта борьба должна вестись каждый день, без этого последствия зла были бы в тысячи раз хуже. Но как только находится средство от одной болезни, вспыхивает другая, как только в одном месте заключен мир, в другом снова бушует военный конфликт. И мы при этом говорим лишь о видимом зле. Если бы мы могли разглядеть невидимое, то это зрелище ужаснуло бы нас еще больше. Мы это видели вместе с Пьером Моннье, тем французским офицером, который погиб в Первую мировую войну: «те крупные битвы, свидетелями которых вы стали, это лишь отражение тех битв, что разгораются между духами». Бороться со злом нужно именно на этом уровне, на уровне наших мыслей, наших чувств. Нужно, чтобы силам любви удалось нейтрализовать силы ненависти. На этом уровне и разыгрывается история мира.

Глава 9

Тайна мира

Вполне очевидно, что жертвы Хиросимы или Нагасаки никогда не ощущали никакого призыва к мученичеству. С их стороны мы можем различить лишь знаки приятия. Но и это уже оказывается чем-то необычайным и чрезвычайно важным! Сама эта связь: вынужденная жертва, но добровольное приятие — прослеживается в большинстве примеров невинных жертв. Или же это выглядит так, будто Бог часто словно специально выбирает невинных, чтобы они стали Его совершенными жертвами. Я знаю, что это звучит чудовищно и вызовет настоящий протест у большинства моих читателей. Ведь это было бы совершенно несправедливо!

И при всем при этом, страдание невинных налицо. Неужели в нем нет никакого смысла? Оказывается, что чаще всего сами невинные жертвы умеют извлечь из своего страдания максимум любви. Мы видели это на