Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда - Эрнст Петрович Титовец

Запись в дневнике Алика отражает настроение в семье в течение ноября и декабря: «…мы начинаем раздражаться из-за задержки. Марина начинает отказываться от поездки в США. Наверное, от напряжения и от того, что она беременна… Мы ссоримся, и поэтому все не слишком радужно, особенно с приближением суровой русской зимы»1.

И только 25 декабря Марине позвонили из паспортно-визового отдела и сказали, что им будут выданы их долгожданные выездные визы. Марина пошла и заполнила необходимые формы и поспешила домой, чтобы рассказать Алику о том, как все было. Он был в восторге. 4 января 1962 года Марине выдан новый паспорт для тех, кто собирался покинуть Советский Союз. Полный оптимизма, Алик сообщил своей матери в письме, что они должны прибыть в Штаты уже в марте.

Теперь следовало позаботиться о получении денежных средств на их неблизкое путешествие. Через американское посольство Освальд обратился за кредитом в соответствующие госструктуры США, а также подал аналогичную просьбу в Международный комитет спасения. Сначала он запросил ссуду в размере 800 долларов, а затем ее пришлось увеличить до 1000 долларов. Освальд был обязан представить посольству США гарантии того, что его русская жена не станет обузой государству.

15 февраля 1962 года в семье Освальдов родился ребенок. Это была девочка, которая получила имя Джун, выбранное за несколько месяцев до ее рождения. Алик ожидал мальчика, но он все равно был счастлив. Он стал отцом, у него был ребенок, которого нужно было любить и о котором следовало заботиться.

В марте, после того как Марине была одобрена въездная виза в США, она уволилась с работы. Наконец, в мае посольство США сообщило Алику, что их выездные документы готовы и ждут подписания. Визовая эпопея завершилась.

18 мая Алик уволился с работы на радиозаводе. Через несколько дней Освальды должны были отправиться в Москву, чтобы сначала посетить американское посольство, а затем покинуть СССР.

Во вторник, 22 мая 1962 года, я в последний раз пришел домой к Алику повидаться и попрощаться. На следующий день семья Освальдов отправлялась в Штаты.

Марины и Джун не было дома. Алик был полон предотъездного ажиотажа. Мысленно он, наверное, уже был в пути. Я видел его в подобном состоянии лишь прошлым летом, когда он узнал, что у него будет ребенок. Тот же блеск в его глазах, тот же возбужденный вид. Он заканчивал последние приготовления и мерил комнату быстрыми шагами в поисках чего-то упущенного.

Квартира представляла сцену полного разгрома. Я было собрался предложить Алику свою помощь, но вскоре понял, что помощь уже не требовалась. Лучшее, что я мог сделать, – это не путаться под ногами. Так что я просто стоял и наблюдал.

Скудно обставленная квартира моего американского приятеля всегда выглядела так, будто ее по-настоящему так и не обжили, а ее обитатели словно сидели на чемоданах и только ждали момента, чтобы сорваться и покинуть это место. Думалось, что процесс фактического отъезда ничего здесь не изменит. Но оказалось, что это не так.

На балконных дверях теперь отсутствовали знакомые занавески, а со стола пропала скатерть. Исчезла и памятная складная кровать. Скромная коллекция граммофонных пластинок громоздилась на стуле. На полу валялись какие-то журналы, были разбросаны куски бечевки и обрывки бумаги. На столе лежало несколько книг. Чемоданов и сумок в комнате не было: должно быть, их уже забрали.

Алик бросал вокруг испытующие взгляды, над чем-то на мгновение задумывался, как будто в нерешительности: стоит это забрать с собой или не стоит.

В этой совсем опустевшей комнате наши голоса звучали несколько непривычно. Когда мы прощаемся и расстаемся, вероятно, навсегда, все, что мы делаем или говорим, приобретает какой-то скрытый смысл, даже молчание.

Нарушив тишину, Алик сказал, что они проведут эту последнюю ночь у Павла Головачева в его просторных апартаментах. Договоренность была достигнута, потому что Марина хотела, чтобы их квартира досталась ее подруге. Идея состояла в том, чтобы та заселилась в освободившуюся квартиру этим же вечером. Как они предполагали, власти, столкнувшись со свершившимся актом, должны были уступить и оставить квартиру за поселенцами. Как выяснилось позже, это был наивный ход: ее подругу тут же выселили.

Алик взял со стола две книги в твердой обложке и задумчиво повертел их в руках. Это были «Сила позитивного мышления» Нормана Пила и «Как человек мыслит» Джеймса Аллена. Он неторопливо пролистал книги. На первой странице каждой из них было несколько коротких строк посвящения. Ниже стояла дата. Приняв решение, Алик протянул мне книги. В последнее мгновение, после некоторого колебания, он вырезал посвящения лезвием бритвы. Я мысленно проклинал его за то, что он испортил эти книги.

Я видел эти книги у Алика и раньше. Их тема касалась вопросов веры и религии. Они вызывали у меня легкое любопытство, но их содержание меня особенно не привлекало. Между тем я собирал оригинальные издания на английском языке. В Минске такие книги было трудно достать, поэтому я был рад, что они будут в моей коллекции. Я подумал, что, возможно, когда-нибудь в будущем я прочитаю их более внимательно.

То, что Алик сделал дальше, удивило и тронуло меня одновременно. Он снял с пальца свой тяжелый серебряный перстень и протянул его мне. Мой приятель сказал, что хочет, чтобы я сохранил его на память о нашей дружбе. Как я уже упоминал, для него это был особенный перстень: Алик приобрел его еще в Японии и с тех пор с ним не расставался.

Как я узнал позже, это кольцо было предметом большой зависти его коллег по радиозаводу. Рабочие не раз предлагали Освальду за него деньги, соблазняя американца и другими щедрыми предложениями.

Я поблагодарил Алика. Мне показалось, что его перстень был слишком дорогим подарком. Я сказал, что ему лучше сохранить этот перстень на тот случай, если ему понадобятся деньги, и тогда продать. Алик посмотрел на мое решительное лицо и надел кольцо обратно на палец. В этой ситуации для меня самым ценным было его спонтанное проявление дружеских чувств.

Алик достал свой карманный блокнот с русским алфавитом и открыл его на странице с буквой Т, первой буквой моей фамилии. Он попросил меня записать для него мой домашний адрес, что я и сделал. Алик сказал, что будет мне писать и сообщать, как у него будет складываться жизнь в Штатах. Похоже, он говорил вполне серьезно.

На клочке бумаги Освальд записал адрес