Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда - Эрнст Петрович Титовец

Одна сторона ленты полностью заполнена. Я предлагаю сделать перерыв и поужинать.

Мы сидим за кухонным столом и жадно поглощаем сосиски с картофельным пюре и тушеной капустой. Моя мать суетится вокруг Алика. Она настойчиво предлагает бедному оторванному от семьи американцу кушать, не стесняясь. Я лично стараюсь избегать такого, на мой взгляд, сентиментального обращения со мной. Однако Алик явно наслаждается атмосферой материнской заботы. Чай и бутерброды с хлебом, маслом и домашним яблочным вареньем завершают наш ужин.

Возвращаемся к магнитофону. Алик устраивается поудобнее на диване, принимает полулежачее положение, вытягивает ноги и выжидающе смотрит на меня. Он – само воплощение удовлетворения.

Перед нами пьеса Арнольда Вескера «Корни»9, в которой повествуется о жизни простой английской семьи из рабочего класса. Когда-то я пытался прочитать, но не мог заставить себя дочитать до конца: она показалась мне очень скучной.

Мы распределяем роли. В начале пьесы говорят женщины, затем – дети, а потом – мужчины. Нам придется разыграть всех этих персонажей, чтобы не прерывать сюжетную линию. Алику вначале выпадает роль ребенка, затем молодой женщины по имени Битти и наконец – мужчины по имени Джимми. Его Битти говорит неубедительным фальцетом. Джимми, рабочий парень, в исполнении Алика говорит грубым низким голосом. Пока Алик старательно изображает голоса своих персонажей на пределе своих вокальных возможностей, я жду своего появления.

Приходит моя очередь читать, и я пытаюсь в меру моих сомнительных актерских способностей изменять тембр голоса и манеру говорить в соответствии с характером персонажа, которого я изображаю. Мы прочитали уже примерно пять страниц. Нам смешно, когда мы путаем своих персонажей либо их голоса. Однако при прослушивании все это звучит тускло и скучно.

Я предлагаю Алику прочитать из старого журнала что-то из серии рождественских сказок о счастливой семье снеговиков. Алик берет журнал, но не читает, а под незнакомый мотив распевает текст: «Вот настало время повеселиться…»

Я усматриваю в этом попытку саботажа, которую следует немедленно пресечь.

– Какого черта! – говорю я.

– Да я читаю этот рассказ! – оправдывается Алик, заявляя о своей невиновности, и продолжает читать дальше.

В своем невежестве я тогда не имел понятия, что рассказ начинался на слова хорошо известной в англоязычном мире рождественской песенки. Алик просто пропел их.

Алик заканчивает читать отрывок, и я предлагаю ему сделать собственный выбор. Он останавливается на рассказе «Медленная смерть» Эрскина Колдуэлла10. Только не это! Я начинаю думать, что у современных американских писателей наблюдается патологическая зацикленность на человеческих несчастьях, страданиях и смерти.

– Ну что ж. – Алик начинает читать: – «Я попытался стащить Дэйва с проезжей части дороги…»

– Какая страница? – спрашиваю я его.

– Ну, страница четыреста двадцать, – отвечает Алик и возобновляет чтение отрывка.

Периодически я его останавливаю и прошу произнести еще раз некоторые слова и звуки. Меня интересуют фонетические особенности его речи. Алик старательно и терпеливо повторяет. Про себя я отмечаю некоторые особенности его произношения.

В целом эта история слишком удручающая.

– Большое вам спасибо, мистер Освальд, – говорю я, давая понять, что можно не продолжать.

Довольно этого мрачного чтива! Перейдем к импровизации и повеселимся. Пока я прочищаю горло перед микрофоном в ожидании, что на меня снизойдет вдохновение, Алик на заднем плане издает какие-то звуки и требует чертовых денег, предположительно, за свои труды. Я отмахиваюсь от него, предлагая заткнуться. Он издает короткий смешок и начинает требовать пива. Здесь пиво не подают.

То, что я предложил дальше, должно быть, было навеяно рассказами о смерти и убийствах из книги «Современные американские рассказы».

Импровизация начинается. События разворачиваются в тюремной камере. Я беру на себя роль репортера и говорю в микрофон:

– Дамы и господа, я веду трансляцию из тюрьмы.

Освальд, который тут же вошел в роль преступника, шумит, кричит и чего-то требует. Я продолжаю свой репортаж:

– Этот человек – известный убийца. Когда ему был год, он убил свою бабушку и повесил свою мать. А теперь я предоставляю слово мистеру Джеку Марру…

С моей стороны было здорово придумать имя Джек Марр. Оно созвучно с Джеком-потрошителем.

Пока я несу всю эту несусветную чушь, Освальд уже в роли этого известного преступника Джека Марра требует пулемет, чтобы перестрелять всех в этом гребаном месте.

– Не расскажете ли вы о своем последнем убийстве? – звучит мой первый вопрос, заданный в манере повидавшего виды криминального репортера.

– Ну, это была девчонка под мостом, – говорит Джек Марр, польщенный вниманием средств массовой информации и готовый похвастаться своими преступлениями. – Она несла буханку хлеба. Я перерезал ей горло от уха до уха.

– Почему? – вопрос репортера.

– Мне нужна была буханка хлеба, – последовал скучающий ответ.

– Ну ладно. Какое ваше самое известное убийство?

– Это когда я прикончил восьмерых мужиков… там, на тротуаре. Они торчали там, бездельничая. Мне не понравились их лица, и я просто расстрелял их всех из автомата. Все газеты напечатали об этом.

– Кого вы предпочитаете приканчивать: молодых или пожилых?

– Ну, мне безразлично. Меня все равно казнят завтра, – отвечает Джек Марр.

Здесь Освальд еще в образе Джека Марра вводит тему неминуемого наказания этого преступника со всей его показной бравадой.

– Этот убийца вполне заслужил, чтобы его посадили на электрический стул! – продолжаю я.

– Да! – говорит Освальд, выходя из образа Джека Марра.

Освальд вводит сцену казни.

– Вот мы в камере смертников, – предлагает Освальд продолжение. – Ну, теперь они идут за мной. Я должен идти! Пока! – еще хорохорится Джек Марр.

В этом месте я включаюсь в игру и продолжаю вести репортаж.

– Сейчас они сажают преступника на электрический стул, – сообщаю я как свидетель казни. – Тюремщик подходит к электрощиту. Он кладет руку на рубильник. Теперь…

– Последнее слово! – требует Джек Марр.

– Каково ваше последнее слово? – спрашиваю я.

– Не включать рубильник! – вопит Джек Марр.

В этот момент мы оба разражаемся смехом. Вся сцена была построена на импровизации. Я ожидал чего угодно от закоренелого преступника Джека Марра, но только не такого поворота!

Но убийца Джек Марр должен понести заслуженное наказание. Я продолжаю комментировать финальную сцену, в которой казнь приводится в исполнение. Пусть Джек Марр пройдет через огненный ад за все свои преступления.

Покончив с Джеком Марром, я меняю тему и представляю Освальда нашей воображаемой аудитории как известного ученого:

– Дамы и господа! Теперь я представлю вам знаменитого профессора. Его имя – мистер Пеппер. Он даст интервью по проблемам сельского хозяйства. У нас уже есть несколько вопросов наших слушателей.