Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда - Эрнст Петрович Титовец

Дальнейшие события развивались очень быстро. Снайдер вернул Освальду паспорт, который хранился в посольстве с осени 1959 года. Тогда Освальд бросил его на стол, заявив, что он отказывается от своего американского гражданства. В посольстве никто не вспоминал об опрометчивом поступке молодого американца.

После собеседования с обоими супругами Освальд предварительные формальности были завершены. На Марину были оформлены документы. Впереди предстояло решить еще ряд вопросов с советскими властями в Минске.

Алик и Марина вернулись в Минск 14 июля. Каким-то образом новость о том, что Марина побывала в американском посольстве в Москве и собирается перебраться в США, мгновенно распространилась среди ее коллег в клинической больнице № 3.

Отказ Освальда принять советское гражданство и его примирение с американскими властями обеспечивали ему защиту от любого давления со стороны советских властей. Их попытка остановить американца могла спровоцировать нежелательные международные последствия и быть истолкована как действия Советов, препятствующие выраженному желанию американского гражданина вернуться домой. Советские власти также сочли за лучшее не принимать никаких действий по поводу несанкционированной поездки Освальда в Москву.

С Мариной Освальд дела обстояли по-другому. Хотя она была женой американца, она оставалась советской гражданкой. И Марина стала объектом явного недовольства властей из-за своего решения последовать за мужем в США.

Официальная реакция на ее посещение американского посольства последовала незамедлительно после возвращения Освальдов в Минск. Из дневника Освальда: «15 июля. Марина на работе потрясена, узнав, что все знают, что она была в посольстве США. Им позвонил на работу какой-то чиновник из Москвы. Начальство организует собрание, и ее сильно запугивают. Первая из многих индоктринаций»5.

Марина была комсомолкой, и ее решение уехать из СССР получило идеологическую окраску. Она понятия не имела, что ее решение будет интерпретировано как какое-то политическое заявление и воспринято как пощечина режиму. Однако скандал возник. Ее поступки были расценены как подрывная деятельность, требующая очищения рядов комсомола от неверных. То, что Марина собиралась променять Страну Советов на капиталистическую Америку, было представлено как предательство, как отказ от верности советским ценностям и коммунистическим идеалам. Ей не было места в рядах сознательной советской молодежи. И в качестве первого шага Марину незамедлительно исключили из комсомола – официальный ответ на то, что индивидуальный выбор Марины в пользу империалистической Америки был неправильным. Вместе с тем было решено, что ее дело не должно получить нежелательной огласки за пределами круга ее знакомых и коллег по работе.

Александру Ивановичу Корхову, главному врачу больницы, поступил звонок из КГБ с указанием повлиять на сотрудницу Марину Освальд, отговорить ее от опрометчивого шага, чтобы она осталась в Советском Союзе. Корхов провел несколько бесед с Мариной. Случай был беспрецедентным, и главврач не совсем представлял себе, как выполнить это щекотливое и ответственное указание. Административных рычагов давления на строптивую сотрудницу у него не было, и он в основном нажимал на патриотизм, особенно не ожидая, что это заставит ее передумать. Марина только настаивала на том, что любит своего мужа и готова следовать за ним куда угодно6.

Алик со смешанным чувством наблюдал за всем, что творилось вокруг его жены. Еще одна иллюстрация того, в каком искаженном обществе он пребывал! Основное право супругов, имевших разное гражданство, на выбор страны проживания было превращено советскими властями в идеологическую проблему. Одновременно его бедная беременная супруга подвергалась огромному психологическому давлению со стороны властей с целью воспрепятствовать ее свободному выбору.

Остаток июля и большую часть августа Освальды были заняты оформлением документов на получение выездных виз из СССР. Им пришлось посетить ряд учреждений, скрупулезно заполнить около 20 формуляров и предоставить много фотографий. Наконец к 20 августа документы были готовы и предоставлены советским властям. Марина и Алик перешли Рубикон. Освальдам сообщили, что решение относительно их заявления на визу будет принято не ранее чем через три месяца с момента подачи документов.

В новом семестре в сентябре нам читали лекции по пропедевтике внутренних болезней в учебных аудиториях городской клинической больницы № 3. Здесь меня ожидало несколько сюрпризов. Ко мне подходили студенты и сотрудники больницы, с которыми я был знаком только в лицо, чтобы конфиденциально поговорить о Марине. Они аргументировали это тем, что Марина была женой моего американского друга и им было просто любопытно узнать, как у нее обстояли дела. Само собой разумелось, что, будучи другом Освальда, я должен был лучше знать обо всем, что с ним связано.

Для начала они рассказывали мне, что было известно о ней здесь, в больнице. Коллеги Марины ожидали, что я смогу подтвердить или опровергнуть что-то и предоставить более подробную информацию. Эти любопытствующие были бы очень удивлены, если бы узнали, что именно от них я получаю подробности дела Марины Освальд! Таким образом я был введен в курс событий о том, какие трудные времена переживала на работе жена Алика.

Мне изначально казалось, что Освальд был всего лишь гостем в нашей стране и что он здесь не приживется. Позже, время от времени, я мог мимолетом видеть бумаги, над которыми корпел Алик. А его оброненные комментарии в конкретной ситуации раскрывали многое о его отношении к стране проживания. С самой первой нашей встречи я осознал, насколько чувствителен Алик был ко всему, что он мог истолковать как вмешательство в его личные дела. Я взял за правило никогда не затрагивать проблемы, которые мой приятель считал своими личными и предпочитал держать при себе. Вместе с тем тот факт, что Освальды уже оформляли выездные документы, был открытым секретом среди его друзей.

Юрий Мережинский и Костя Бандарин очень откровенно высказывались по поводу стремления Марины уехать в США. В тесном кругу друзей, хорошо ее знавших, не было смысла ходить вокруг да около. Все было очень просто. Оба – Мережинский и Бандарин – полагали, что Марина пытается бежать из СССР в предвкушении роскошной жизни в Америке. Все сходились во мнении, что она прекрасно знала, что делает. Что же касается тех проблем и испытаний, которые возникали на пути к этой цели, то это было вполне предсказуемо. Марине было на все это наплевать, лишь бы в конце концов ее заветная мечта осуществилась.

Лучшая подруга Марины Инесса тоже придерживалась этого мнения. Все они понимали, что Марина лишь хотела воспользоваться представившейся ей возможностью уехать – шансом, который выпадает только раз в жизни. Никто даже не думал, что она, возможно, хотела покинуть Советский Союз по каким-то идеологическим соображениям. Было бы нелепо даже предполагать что-либо подобное по отношению к ней.

Так что к