Евгений Шварц - Михаил Михайлович Кунин

Тем временем под бдительный контроль властей попали также кинофильмы и театральные постановки. 24 сентября состоялось очередное заседание Художественного совета Ленфильма под председательством директора студии Ивана Глотова, на повестке дня которого были, в частности, просмотр и обсуждение отснятого материала к кинофильму «Золушка». Председатель предложил заслушать режиссера и затем приступить к обсуждению. «Режиссер скажет, – подчеркнул Глотов, – что нужно исправить и возможно ли в дальнейшем работать по данному сценарию».

Надежда Кошеверова стойко защищала свой фильм, хотя и не вполне представляла себе, какого именно покаяния ждут от нее в результате произошедших в «верхах» перемен. «Мы много думали о сценарии в свете последнего постановления ЦК ВКП(б), – сказала Кошеверова, – и пришли к убеждению, что жанр этой вещи вполне возможен, что вредного в нем ничего нет. Это – жанр сказки, жанр комедии, но это углубленная вещь, и из нее можно извлечь для нашей молодежи много полезного… О чем говорится в картине? О благородных чувствах, о девушке, которая собственным трудом добивается счастья. Она не только пребывает забитой, но она должна, несмотря на свою подневольность, защищать своего отца, находить радость в труде. Нужно, чтобы она не была забитой, этого не нужно вытягивать у Золушки, но нужно вытянуть мораль воспитательного значения, чтобы на этой сказке молодежь могла почерпнуть для себя полезные вещи в смысле благородного отношения друг к другу…» В заключение Кошеверова пообещала направить автору сценария запрос об усилении в сценарии упомянутых ею акцентов, чтобы соответствовать «линии партии».

Однако желание «заклеймить» идейно вредные тенденции на фоне новых «чисток» было в те дни слишком велико. «Меня коробит непрерывное неуважение к сказке, – сказал начальник сценарного отдела студии Леонид Жежеленко, – которое здесь происходит в материале и даже в тех задачах, которые будут выдвинуты по линии переделки сказки перед Шварцем…» «Я не вижу возможности ставить этот материал в силу того, что он, с моей точки зрения, является порочным, – вступил в дискуссию режиссер Ян Фрид. – В образе Золушки я не обнаружил активной любви к труду, равно как не обнаружил традиционной обаятельности в других образах».

Удивительной была перемена, произошедшая с Сергеем Васильевым, восторженно принявшим сценарий «Золушки» после прочтения его на заседании худсовета киностудии годом ранее. «Мне кажется, что сценарий Шварца был малоинтересен с точки зрения идейной и художественной стороны, – сказал Васильев на этот раз. – Что сказка была пересказана неясно. <…> Неуважение к сказке проявлено автором прежде всего в сценарии».

Председатель, очевидно, не ожидал такого накала полемических выступлений и вынужден был направить дискуссию в более конструктивное русло. «Ряд сегодняшних выступлений мне не понравился, – резюмировал Глотов. – Я считаю, что такие выступления свидетельствуют о недостаточно серьезном отношении к порученному делу… Тема Золушки нам утверждена Министерством в общем тематическом плане на 1946 год. Министерство кинематографии у нас эту тему не сняло, а, наоборот, дало 7 миллионов рублей и поручило за счет расхода этих денег дать высокоидейную и высокохудожественную картину… Мы с вами неоднократно возвращались к этой теме, обсуждали литературный сценарий, и художественный совет единодушно принял его. Режиссерский сценарий был утвержден на основании наших постановлений, и сейчас поздно говорить, нужна или не нужна эта тема, ее надо правильно решить…» В итоге было решено, что съемки «Золушки» будет курировать опытный режиссер Григорий Козинцев, который настоял на присутствии на них Шварца, указав, что разобраться в этом материале без автора будет сложно.

Августовское партийное постановление заставило и Союздетфильм ужесточить требования к сценарию «Царя Водокрута». В конце августа Шварц уведомил киностудию о согласии доработать свой текст после его пересмотра. Представив в студию итог нескольких переработок сценария, в октябре Шварц получил новые замечания Союздетфильма. В рекомендациях указывают, что «изобразительный материал сценария распределен таким образом, что наиболее яркое, занимательное и действенное падает на сторону “зла”, а потому “противоборство солдата, его активная борьба со “злом” выглядит значительно бледнее и решено изобразительно менее интересно и изобретательно». Руководство киностудии дало понять автору, что «солдату должны помогать силы природы, что лежит в традициях русских сказок, его сугубо солдатские атрибуты (ружье, лопата и др.)», и что он должен быть «обладателем чудесных предметов. Например, сапог-скороходов, шапки-невидимки и т. д.». Заодно объяснялось, что «было бы правильнее, чтобы Марья-искусница, будучи взятой в полон, не покорилась бы Водяному, а активно боролась бы с его злыми чарами». «В сценарии явно не хватает сцены, – делится своими наставлениями руководство киностудии, – где бы она сопротивлялась “отуманиванию” и пыталась бы освободиться от неволи».

По мере получения новых и новых указаний такого рода Евгений Львович понял, что придуманную им сказку хотят превратить в нечто совершенно нелепое и неудобоваримое, и прекратил борьбу за сценарий.

* * *

В конце лета 1946 года Шварц по приглашению Николая Акимова находился в Сочи и по его настоянию (а заодно и под его присмотром) работал над новой пьесой для Театра комедии. Тематика пьесы должна была быть современной, и Евгений Львович задумал сюжет о преодолении тех испытаний, с которыми сталкиваются молодожены.

Однако трудно было заставить себя не думать о последних переменах в стране. «Только что произошло событие, тень которого всё сгущалась, – вспоминал Шварц, – решение о журналах “Звезда” и “Ленинград”. И мы отбрасывали мысли о том, каковы последствия этого решения для всех нас. Тоже невеселая работка… Но чувствовался мой любимый юг, море… <…> А однажды штормило, и купаться было нельзя. Я шел по берегу, а море равномерно шумело и накатывалось на камни, выбрасывая водоросли, обкатанные волнами деревяшки с давным-давно утопленных им кораблей… И вдруг я почувствовал себя муравьем перед этим огромным, бесконечным, вечным морем, которое точно так же накатывало волны на берег тысячи лет назад, и будет таким же спустя еще тысячи лет. И кто я ему? Песчинка, живущая на его берегу одно мгновение, которое оно даже не замечает. И я ужаснулся – в библейском понимании этого слова…

Хоть и чувствовал я себя в те дни, как всегда на море, бессмысленно счастливым, но, словно звуковой фон, мешающий слушать по радио то, что ты любишь, обстановка мешала жить спокойно. Труппа бушевала не менее бессознательно, чем море, но менее величественно. Как всегда в тяжелые времена, вылезали на свет божий самые ядовитые неудачники и пристраивались к самым настойчивым склочникам и карьеристам. И я чувствовал, что это не только в театре, а и у нас в Союзе писателей. А из “Ленфильма” шли телеграммы, одна настойчивей и повелительней другой, требующие, чтобы