Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

Утром 12 ноября на Ангальтском вокзале Молотова встречало множество чиновников Рейха во главе с Риббентропом и фельдмаршалом Кейтелем. Зазвучал «Интернационал» – легально эту музыку здесь играли впервые за семь лет.

Есть и хроникальные кадры поездки, и фотографии с почетным караулом в Берлине. Сейчас эти рукопожатия с нацистами смотрятся жутковато – ведь через год германская армия будет подходить к Москве. Да и прилично ли пожимать руку нацистам, демонстрируя дружественность? Впрочем, Молотову было не впервой. Здесь он был дипломатом, а какие только руки дипломаты не пожимают.

В. Кейтель, И. фон Риббентроп, В. М. Молотов и Г. Хильгер проходят вдоль почетного караула в Берлине. 12 ноября 1940. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1614. Л. 2, 3]

Прибыв в Берлин 12 ноября, Молотов сначала беседовал с Риббентропом, который убеждал его, что «никакая сила на земле не в состоянии предотвратить падение Британской империи»[664]. Более того, Риббентроп похвалялся: «Мы не раздумываем более над тем, как выиграть войну. Мы думаем о том, как скорее кончить успешно выигранную войну»[665]. Англичане «определенно попросят мира в будущем году»[666]. Это было важно – немцы намерены заниматься осадой Британии еще несколько месяцев. Следовательно, весной можно ожидать либо высадки на острове, либо британско-германского примирения. Разумеется, оба варианта могут означать резкий рост угрозы Советскому Союзу. А пока нацистам было важно убедить коммунистов порвать с англичанами, которые вообще партнеры ненадежные: «С чисто английским цинизмом они предательски покинули своих друзей… англичане не только недобросовестные политики, но еще и плохие солдаты»[667].

Территория Британской империи скоро станет выморочным имуществом. Это создаст вакуум, который должен быть заполнен так, чтобы крупнейшие мировые силы не столкнулись между собой: «Они, – по словам Риббентропа, – продумывали этот вопрос и пришли к заключению, что тому географическому положению, которое занимают наши страны, естественное направление экспансии при умной политике лежит в направлении на Юг. Германия имеет свои притязания в Западной и Восточной Африке – в бывших германских колониях, т. е. тоже на Юге. Притязания Италии лежат в Северной и Северо-Восточной Африке. Ему кажется, что естественное стремление СССР тоже направлено на Юг. Получить выход в океан СССР мог бы тоже на юге»[668].

В этой части Азии Германия не заинтересована. Берите, что хотите. Хоть все британские владения и зависимые от Запада государства. Во всяком случае то, что оставит Япония.

Планы раздела мира вызвали у Молотова не ажиотаж, а скорее опасения. Раздел мира на сферы влияния, говорите… А не поделили ли Вы уже Советский Союз? Что такое обещанное Японии «великое восточно-азиатское пространство», зафиксированное в Тройственном пакте? Не входит ли в эту сферу влияния Японии восток Советского Союза? И где вообще границы этого «пространства»? Риббентроп, оказывается, не задумывался над этим, хоть и участвовал в выработке Тройственного пакта. Японцы предложили формулировку, он и подмахнул. Но Молотов подходит к делу серьезнее: «при разграничении сфер влияния на довольно долгий период времени необходима точность», и поэтому надо бы объясниться «точнее относительно значения, характера и целей Тройственного пакта»[669].

Говорите, можно на юге взять что хотим? И Турцию можно? Для Молотова принципиально важным был вопрос не о бескрайних просторах Южной Азии, а о проливах, которые вели к южным границам СССР – черноморскому побережью. Но тут немцы не были так щедры даже за чужой счет. Риббентроп считал, что теперь, когда Турция фактически отказалась от союза с Великобританией, ее можно привлечь к союзу победителей. СССР не устраивало, что по заключенной в 1936 году в Монтрё конвенции советский флот не имел права проходить в Средиземноморье, если он участвовал в военном конфликте. В то же время СССР опасался, что случись Турции вступить в антисоветскую коалицию, она пропустит враждебный флот в Черное море. Поэтому Молотов заговорил о необходимости строительства в проливах советских военных баз, которые могли бы гарантировать контроль над проходом судов в Черное море. Опыт же Прибалтики указывал: где появляются советские военные базы, там потом происходит советизация.

В. М. Молотов в Имперской канцелярии Германии. 12 ноября 1940. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1614. Л. 5]

Но если Молотову было важно «запереть» вход в свой дом, то Гитлер и Риббентроп должны были учитывать опасения своего союзника Муссолини: ведь через эту дверь СССР может войти в сферу итальянского влияния, которой они уже считали Средиземноморье (тем более, что СССР уже делал это во время войны в Испании).

Риббентроп соглашался, что конвенция в Монтрё устарела, и СССР должен получить дополнительные права для прохода своих военных кораблей. Но «сдавать» Турцию Германия не желала, также претендуя, наряду с Италией, на право провода кораблей через проливы[670]. Это «лекарство» было худшим видом болезни, которой опасались в Москве.

Турция и Болгария интересовали Молотова гораздо больше, чем Иран и Индия. Раз Германия заинтересована в широком разделе мира, можно поставить все неприятные вопросы, которые накопились за последнее время, и обменять новый этап сближения на широкие уступки со стороны Германии.

Затем Молотов был приглашен к Гитлеру, беседа с которым началась в 15:45 и длилась два с половиной часа. Переводчик В. Бережков вспоминал: «Когда мы вошли, Гитлер был один в кабинете. Он сидел за огромным письменным столом над какими-то бумагами. Но тут же поднял голову, стремительно встал и мелкими шагами направился к нам. Мы встретились в середине комнаты. Мы – это Молотов и его заместитель Деканозов, а также Павлов и я – оба в роли переводчиков. Фюрер подал каждому руку… Обратившись к Молотову, он пригласил его к низкому круглому столу, вокруг которого стояли диван и кресла»[671].

Молотов вспоминал о встрече с Гитлером: «Внешне ничего такого особенного не было, что бросалось бы в глаза. Но очень самодовольный, можно сказать, самовлюбленный человек. Конечно, не такой, каким его изображают в книгах и кинофильмах. Там бьют на внешнюю сторону, показывают его сумасшедшим, маньяком, а это не так. Он был очень умен, но ограничен и туп в силу самовлюбленности и нелепости своей изначальной идеи. Однако со мной он не психовал»[672].

Фюрер начал смелыми мазками рисовать перед представителем Советского Союза контуры будущего мироустройства. Необходимо «навести порядок в развитии народов», что приведет к «мирному сотрудничеству между двумя странами даже после ухода из