История царя Пирра Эпирского - Саркис Суренович Казаров

Более осторожную позицию занимал Г. Мэлден, указывавший на то, что эта битва не нанесла решительного удара греческому влиянию в Италии, а Пирр, оставаясь здесь, имел все шансы еще долго сохранять независимость Тарента[897]. «Формальной победой» римлян назвал битву при Беневенте А. Б. Недерлоф[898].

Г. Бенгтсон, Ж. Каркопино, Д. Кинаст, А. Санти, Ф. Зандбергер, Р. фон Скала, Р. Шуберт и Дж. Эббот, полностью следуя римской исторической традиции, однозначно оценивали битву при Беневенте как победу римлян[899]. Более сдержанны в своих оценках К. Кинкэйд, который предпочитал говорить о тяжелых потерях Пирра[900], и Э. Билль, отметивший, что Пирр отступил с поля боя[901].

Нам же представляется наиболее обоснованным мнение О. Гамбургера: «Никому не придет в голову отрицать победу Пирра при Аускуле, хотя он и не смог ее использовать стратегически. На мой взгляд, подобный случай, но в пользу римлян имеет место и тут (при Беневенте. — С. К.). Они одержали верх в борьбе и вынудили противника к отступлению. То, что римляне не преследовали его и не смогли уничтожить, не умаляет завоеванную победу», — писал немецкий историк[902].

Беневент был не военной, а скорее политической победой римлян. Не желая полного разгрома своего войска, Пирр оставил поле боя. И каким бы организованным не было его отступление, это было все-таки отступление, которое существенно пошатнуло его авторитет в глазах союзников. То, что у Пирра еще оставался костяк его армии, можно заключить из того факта, что вместе с ним в Грецию переправились 8 тыс. пехотинцев (Plut. Pyrrh., 26), которые, бесспорно, не были его италийскими союзниками.

Окончательной попыткой спасти ситуацию был прием, уже однажды использованный Пирром во время его первой экспедиции в Италию, а именно обращение за помощью к эллинистическим монархам. Он отправил послания к Антигону Гонату, утвердившемуся в Македонии, и Антиоху I (Just., XXV, 3, 1; Paus., I, 13, 1; Polyaen., VI, 6, 1). Однако ситуация в эллинистическом мире к этому времени существенно изменилась. Панэллинская идея, носителем которой в этот период еще являлся Пирр, уже себя исчерпала. Бурные коллизии, сопровождавшие становление мира эллинизма, близились к своему завершению. Эпигоны почувствовали себя уже достаточно уверенно, и поэтому Пирр оказывался ненужным ни в Италии и Сицилии, ни тем более на Балканах.

Некоторые исследователи сетуют на то, что угроза со стороны набирающего силу Рима не была увидена эллинистическими государствами. Мнению В. Юдейха о том, что с точки зрения исторической перспективы последняя кампания Пирра в Италии была заранее обречена на неудачу[903], в резкой форме возразила Μ. Жакмо, заметившая, что планы Пирра на юге Италии могли полностью осуществиться в случае прибытия подкреплений из Греции[904].

Рассчитывал ли Пирр когда-либо вернуться в Италию? Несмотря на то что подавляющее число современных историков положительно отвечает на данный вопрос[905], у нас нет такой уверенности. Будучи прекрасным стратегом и хорошо чувствуя и зная ситуацию в эллинистическом мире, Пирр не мог не осознавать крах своих планов на Западе. Примечательно, однако, то, что своего сына Гелена вместе с лучшим стратегом Милоном эпирский царь оставил в Таренте для защиты города от римлян (Plut. Pyrrh., 26; Just., XXV, 3, 3; Zon., VIII, 6, 7; Oros., IV, 2, 7).

Борьба Пирра за гегемонию в Греции. Трагический исход

Получив отказ в помощи и не имея ни сил, ни средств для продолжения борьбы на Западе, Пирр был вынужден возвратиться в Эпир. За время его отсутствия ситуация на Балканах сильно изменилась. Еще после пленения Селевком Деметрия Полиоркета Антигон Гонат унаследовал от отца хороший флот, значительные финансовые ресурсы и гарнизоны в некоторых греческих городах. Наиболее важным опорным пунктом Антигонидов была расположенная в Магнесии Деметриада: здесь находилась одна из баз флота Гоната, сюда же стекались собираемые им налоги с транзитной торговли[906]. Гарнизоны Антигона стояли в Пирее, что давало ему возможность контролировать импорт и экспорт из Афин, а также в Коринфе, где он контролировал торговлю и стратегически важный путь через Истм. Ок. 276 г. до н. э. Антигон Гонат смог захватить Македонию.

Отказав в помощи Пирру, Гонат, видимо, рассчитывал на то, что теперь он был уже достаточно сильным, чтобы справиться с эпиротом. Кроме того, после неудач на Западе Пирр мог казаться ему гораздо менее опасным, чем в 281 г. до н. э.[907] С точки зрения здравого смысла просчет Антигона был налицо: как справедливо отметил В. Фелльман, «щедрая поддержка Пирра Гонатом была целиком в его интересах, так как иначе жажда деятельности гениального эпирского царя делала Македонию непосредственным полем его активности, оказанная же поддержка, вероятно, придала бы развитию событий совершено иное направление»[908]. Подобной точки зрения придерживался и К. Кинкэйд[909].

Пирр, который никогда не отрекался от своих притязаний на македонский трон, прибыл из Италии в Эпир с 8 тыс. чел. пехоты и 500 всадниками. Нельзя не согласиться с А. Б. Недерлофом в том, что Македония, родина Филиппа II и Александра Великого, непреодолимо влекла к себе диадохов и эпигонов. Деметрий Полиоркет, Селевк I, Лисимах, Птолемей Керавн всеми силами старались приобрести македонский престол. «Понятно, что царствование над Македонией для диадохов, как для преемников Александра Великого, было связано с дополнительным престижем»[910].

Согласно Павсанию, Пирр решил якобы наказать Антигона за его отказ в помощи (Paus., I, 13, 2). Мотив, конечно, достаточно наивный и несерьезный. Объяснение в данном случае, кажется, может быть одно: потерпев неудачу на Западе, Пирр решил продолжить прерванную на время деятельность по собиранию соседних земель вокруг Эпира. Перезимовав после возвращения из Италии в Эпире и, по-видимому, испытывая недостаток в ресурсах в стране[911]“7, Пирр пополнил войско кельтскими наемниками и в начале весны 274 г. до н. э. вступил в Македонию[912].

Историки по-разному оценивали балканскую кампанию Пирра. Так, для Д. Ненчи, остававшегося в плену построенной им концепции, это было единственное предприятие Пирра, «которое не было согласовано с Египтом и не отвечало египетским планам»[913]. На наш взгляд, однако, стоит поддержать тех ученых, которые были склонны думать, что из всех военных компаний Пирра последняя явно несет на себе печать авантюры[914]. И правда, как представляется, здесь эпирский царь действовал только под влиянием сиюминутных импульсов, так до конца не решив ни одной из поставленных задач.

По сравнению с западной македонскую и пелопоннесскую кампании Пирра нельзя