Обычные люди: 101-й полицейский батальон и «окончательное решение еврейского вопроса» - Кристофер Браунинг

Я не присутствовал при расстрелах, проводившихся за городом, поэтому ничего не могу сказать о степени их жестокости. Но достаточно отметить, что еще долго расстрелянные выползали из могил, в которые их сбрасывали. Что касается экономического ущерба, больше всего пострадала кожевенная мастерская. Там работало 26 опытных мастеров. Одним разом 15 лучших специалистов из их числа были расстреляны. Еще четверо спрыгнули с подвод по пути к месту казни и сбежали, а семерым удалось скрыться от облавы. В колесной мастерской работало пять человек, четверых из них расстреляли, и теперь мастерская должна продолжать работу с одним мастером. Пропали и другие специалисты – столяры-краснодеревщики, кузнецы и т. д. Пока мне не удалось составить точную картину произошедшего. Как я уже говорил в самом начале, семьям ремесленников также планировалось сохранить жизнь. Но сейчас выясняется, что пропавшие есть почти в каждой семье. Отовсюду поступают сообщения, что в некоторых семьях пропал сам мастер, в других его жена, а в каких-то и дети. Таким образом почти все семьи оказались разлучены. При таких обстоятельствах представляется весьма сомнительным, чтобы оставшиеся ремесленники горели желанием работать и производить продукцию, тем более что в настоящий момент они все еще ходят с разбитыми в кровь лицами из-за жестокого обращения. Белорусы, чье полное доверие нам прежде удалось завоевать, стояли и смотрели на все это в ужасе. Хотя они запуганы и не осмеливаются открыто выражать свое мнение, иногда от них все же можно услышать, что этот день не прибавил славы Германии и что они его никогда не забудут. Я полагаю, что этой акцией было уничтожено многое из того, чего мы достигли за последние несколько месяцев, и должно пройти немало времени, прежде чем нам вновь удастся завоевать доверие населения.

В заключение я вынужден указать на то, что в ходе проведения акции полицейский батальон самым возмутительным образом занимался грабежами, причем не только в еврейских домах, но ничуть не меньше и в домах белорусов. Они забирали все сколько-нибудь стоящее – сапоги, кожу, ткани, золото и другие ценные вещи. По сообщениям военнослужащих, у евреев прямо на улицах с рук срывали часы, с пальцев самым грубым образом сдирали кольца. Пожилой кассир сообщил, что одной еврейской девушке полицейские велели немедленно принести им 5000 рублей, тогда ее отца отпустят. Говорят, что эта девушка бегала повсюду, пытаясь раздобыть деньги. Кроме того, полицейские взломали и разграбили находящиеся в гетто и заколоченные склады с имуществом евреев, содержимое которых было описано гражданской администрацией. Даже в тех помещениях, где размещалось само подразделение, оконные рамы и двери были выломаны для разведения костра. Во вторник утром у меня состоялся разговор с адъютантом командира по поводу грабежей, и тот пообещал мне, что отныне полиция не станет входить в город, но всего несколько часов спустя мне вновь пришлось арестовать двух вооруженных до зубов литовцев, пойманных на мародерстве. В ночь со вторника на среду батальон покинул город, направившись в сторону Барановичей. Когда слухи об этом распространились по городу, население открыто выражало свою радость.

На этом заканчиваю свой доклад. В ближайшее время я прибуду в Минск, чтобы еще раз лично обсудить это дело. В настоящий момент у меня нет возможности продолжать акцию против евреев. Сперва в город должен вернуться мир. Надеюсь, что мне удастся восстановить его как можно скорее и, несмотря на все трудности, вновь оживить экономику. Прошу выполнить единственную мою просьбу: в дальнейшем постарайтесь любыми средствами оградить меня от этого полицейского батальона.

Карл{41}

Документов, касающихся участия полицейских батальонов в массовых убийствах советских евреев, не очень много, однако имеющегося вполне достаточно, чтобы доказать полную несостоятельность главного довода, выдвигавшегося руководителями полиции порядка после войны в свое оправдание, – будто бы Далюге сумел договориться с Гиммлером о том, что полиция порядка будет оказывать содействие полиции безопасности, обеспечивая охрану и предоставляя любую другую помощь, кроме непосредственного участия в расстрелах, проведение которых ей было запрещено. Этот довод, так похожий на послевоенные заявления членов Ваффен-СС о том, что они были обычными солдатами и не участвовали в идеологически мотивированных мероприятиях остальных подразделений СС, был успешно приведен как минимум в одном судебном процессе, проходившем в Германии по делу 11-го полицейского батальона. Обвиняемым удалось убедить суд, что уже после двух первых казней (проведенных по приказу вермахта в районе Минска) они, сославшись на соглашение Далюге, смогли добиться своего отзыва в Ковно{42}.

Как свидетельствуют документы, летом и осенью 1941 года полиция порядка непосредственно участвовала в массовых убийствах советских евреев, и это происходило повсеместно в зонах ответственности старших руководителей СС и полиции по северу, центру и югу России, а также в Белостоке. Более того, казнь в Белостоке в середине июля состоялась сразу же после встречи Далюге и Гиммлера с находившимся там Бах-Зелевским, а массовая расправа 1 сентября в Минске – непосредственно после приезда в город Далюге, где он также встречался с Бах-Зелевским. Очевидно, что Далюге не запрещал, а, наоборот, подталкивал полицию порядка к участию в массовых убийствах.

Роль полиции порядка в массовых расстрелах в СССР, происходивших после осени 1941 года, документирована хуже, и, скорее всего, она заметно снизилась. Важным исключением стало активное участие полицейских в расстреле евреев в районе Пинска осенью 1942 года{43}. В условиях военного кризиса зимы 1941/42 года многие полицейские батальоны были срочно отправлены на фронт. Остальным пришлось заняться борьбой с растущим партизанским движением. Кроме того, в 1942 году количество бойцов, набранных из населения оккупированных территорий во вспомогательные подразделения, подчинявшиеся полиции порядка, возросло десятикратно – с 33 000 до 300 000 человек{44}. Можно отметить устойчивую тенденцию поручать проведение расстрелов именно этим подразделениям, чтобы снять психологическое бремя с немецкой полиции и переложить его на коллаборационистов. А нагрузка на психику была очень серьезной и тяготила даже самого Бах-Зелевского. Весной 1942 года эсэсовский доктор Гиммлера, докладывая рейхсфюреру о болезни Бах-Зелевского, которая грозила вывести старшего офицера СС из строя, заметил, что тот страдает «прежде всего от впечатлений, связанных с расстрелами евреев, которыми он руководил лично, а также от других тяжелых переживаний, полученных на востоке»{45}.

Глава 4

Полиция порядка и «окончательное решение еврейского вопроса»: депортация

Осенью 1941 года, когда Полиция порядка уже не столь активно участвовала в истреблении советских евреев, Далюге взялся за выполнение новой и крайне важной для «окончательного решения» задачи. Это была охрана поездов с депортируемыми «на восток». В конце сентября