Бармен отеля «Ритц» - Филипп Коллен

Дойдя до кабинета управляющего, он трижды уверенно стучит и входит, не дожидаясь ответа.

Франк сразу понимает, что ошибся. Нахохлившийся Элмигер сидит в своем кожаном кресле и даже не удосуживается встать. Он нервно пьет виски со льдом, весь окутанный светлыми завитками дыма от сигариллы. Костюм сидит на управляющем мешковато, да и тусклый свет лампы-бульотки с золотым фризом не добавляет оптимизма. В полумраке Франк наконец замечает присутствие Зюсса, стоящего рядом с Элмигером. Несгибаемый, церемонный Зюсс, голубоглазый, гладко причесанный блондин, которого за глаза называют «Виконтом», кивает Франку едва заметно и свысока. Легкая асимметрия верхней губы придает ему саркастический вид. Бесстрастный помощник управляющего указывает Франку на низкое кресло возле письменного стола. Наконец, Зюсс объявляет:

– В понедельник утром к нам возвращается госпожа Ритц.

Франк меняется в лице. Элмигер тяжело вздыхает.

– И это еще не все.

Этого недостаточно?!

– Во вторник к нам также присоединятся Клод и Бланш Озелло, – усталым тоном добавляет Элмигер. – Очевидно, что Клод Озелло не сможет вернуться на пост управляющего, он не владеет немецким языком.

– Следовательно, этот пост остается за господином Элмигером, – заключает Зюсс.

Удар молнии поражает сразу две цели. Между Старухой и супругами Озелло – давняя вражда. Вдова основателя Ритца невзлюбила жену управляющего сразу и навсегда. Да и как могло быть иначе? Мари-Луиза – женщина из другой эпохи. Дочь эльзасских отельеров, она родилась еще при Наполеоне III, воспитана в строгости и настолько уважаема акционерами, что после смерти Сезара, случившейся в 1918 г., они назначают его вдову председателем административного совета. Невероятное признание. Его одобряет и сам Франк: Мари-Луиза, как и ее покойный супруг, умеет действовать смело.

Мари-Луиза и Бланш. Две изгнанницы, две сильные личности: многое могло сделать их союзницами. Они ненавидели друг друга, и дело дошло до жестокого и окончательного разрыва. Он случился весной 1936 г. После прихода к власти Народного фронта впервые в истории Франции три женщины стали заместителями госсекретаря, и Бланш Озелло убедила мужа упразднить раздельные бары отеля «Ритц». Мари-Луиза, естественно, была против, но Франк с радостью бросился исполнять распоряжение директора. Так в июне 1936 г. впервые за недолгую историю палас-отелей мужчины и женщины смогли выпивать у одной стойки.

Незадолго до 11 вечера 15 июня 1936 г. Мари-Луиза Ритц вошла в бар в сопровождении двух своих бельгийских грифонов, на руках у нее были черные кружевные перчатки, на плечах – пелерина из горностая. Над веселыми гуляками повисла мертвая тишина. Но истинные завсегдатаи паласа за словом в карман не лезли, и прежде всего – известные пересмешники Арлетти и Саша Гитри. Мари-Луиза обвела презрительным взглядом пять десятков гостей, пришедших отметить великую барную революцию. Вдова Ритц против всего Парижа: в тот вечер в баре разыгрывалась давняя дуэль – традиции против авангарда, вечный спор, отмечавший отель с момента его открытия. Тогда, в разгар дела Дрейфуса, на Вандомской площади схлестнулись две Франции. Одна – консервативная и буржуазная, антисемитская, дорогая сердцу Мари-Луизы Ритц. С другой стороны выступали художники и интеллектуалы-дрейфусары, которые группировались вокруг Сары Бернар, великой актрисы и одновременно любовницы повара и соратника Сезара Ритца – Огюста Эскофье. Уже тогда это было соперничество двух женщин. И вот, сорок лет спустя, Мари-Луиза оказалась лицом к лицу с еще одной противницей, причем гораздо более популярной, чем она сама.

Бланш Озелло сидела на высоком стульчике, изящно опираясь локтем о медный поручень барной стойки. Молодая женщина в длинном кремовом платье из крепона спокойно смотрела, как Мари-Луиза извергает ядовитые замечания, и продолжала мечтательно улыбаться. Неловкость нарастала. Мир ночи не мог оставить оскорбления без ответа. Франк уже понял, что ответ придет не от Бланш, а от ее соседки – загадочной и вечной спутницы, вместе с Бланш боровшейся за то, чтобы женщины наконец получили право пить рядом с мужчинами, – феерической Лили Хармаевой. Обычно ее называли «та самая Хармаева», она обладала андрогинной красотой, в прошлом выступала в труппе «Русских балетов», а теперь, в своем неизменном брючном костюме, с высоко поднятой головой и дерзкой речью, стала ночной искательницей приключений. Едва Мари-Луиза Ритц закончила изливать желчь, как Лили затенькала мелочью на дне кармана. Она вышла в центр сцены.

– Вы так отстаиваете традиции, мадемуазель Бек, словно затеяли новый крестовый поход! – заявила Лили, припомнив Мари-Луизе ту скромную фамилию, которую та носила до замужества. Бланш всегда предпочитала идти напролом.

Толпа восторженных выпивох загалдела так громко, что заглушила яростный лай грифонов. И тогда Бланш Озелло встала и жестом утихомирила публику. Не выпуская из руки коктейль «Бижу», она лихо нанесла Вдове смертельный удар:

– Да здравствует двадцатый век!

Бар подхватил эту фразу в один голос. Бледная, как смерть, сраженная наповал, Мари-Луиза ретировалась без единого слова поддержки. Франк припоминает, что Гитри украдкой еще и пнул одного из грифонов…

На завтра собрался дисциплинарный совет: Лили Хармаевой отныне было запрещено входить в отель «Ритц», а Бланш Озелло обязали принести Вдове письменные извинения. Мари-Луизе Ритц предложили отдохнуть и поправить здоровье в Швейцарии, у барона Пфейфера, – весь отель знал, что тот уже двадцать лет числился ее любовником. И чтобы сохранить приличия, к Клоду Озелло был приставлен преданный племянник барона, Ганс-Франц Элмигер.

Казалось бы, стороны достигли равновесия.

Вот незадача, – думает Франк, вороша воспоминания. – Супруги Озелло и Вдова снова вместе в отеле «Ритц», посреди немцев, да возможно ли такое вообще?

Элмигер, Зюсс и Франк некоторое время молчат. Но между ними в задымленной комнате висит главная новость дня.

Франк с радостью бы отдал приличную банкноту, лишь бы узнать, что думают друг о друге эти два швейцарца. Но Элмигер и Зюсс – лишь пешки в игре, которую контролируют другие. Элмигер раздавливает в пепельнице сигариллу, Зюсс наливает себе новый стакан, а Франк молчит.

По дороге домой Мейер пытается привести мысли в порядок. Он уже воображал себя на улице, но ему дали отсрочку. Впрочем, он знает, что Старуха выставит его при первой же возможности. Или заставит уйти самому. Что тогда? Перейти демаркационную линию, отделяющую оккупированную часть Франции от свободной, добраться до Ниццы и найти сына, почему бы и нет? Наконец представится возможность побыть отцом. Они с Жан-Жаком так и не обрели друг друга. Франк отдал себя целиком отелю «Ритц» и его престижной клиентуре, но какой в этом смысл теперь, посреди фрицев? Все бросить и начать жизнь заново – такое он уже делал. Только тогда он был моложе.

Тогда я только учился. А сегодня…

Начинается дождь, и Франк ускоряет шаг. Выйдя на улицу Анри-Рошфор,