Бармен отеля «Ритц» - Филипп Коллен

– Не так уж плохо, мсье Мейер! Ко всему привыкаешь.

– Есть хочешь?

– Голодна, как волк…

Официант принимает заказ: оба выбирают на закуску – паштет из крольчатины, затем Франк заказывает палтус по-парижски, а его спутница – камбалу-канкаль с капелькой риквира. Мари глядит весело. Она рада, что потихоньку налаживается жизнь, и считает это заслугой Филиппа Петена, «нашего старого маршала». Она даже отправила ему письмо с благодарностью. Франк хвалит ее и, пользуясь тем, что разговор вывернул на нужную тему, начинает свой маневр:

– А что думает о маршале Клод Озелло?

– Ой, вы же знаете, месье Озелло такой ворчун, всем недоволен.

– Даже Петеном?

– Нет, больше всего он злится на немцев! Но что поделаешь, его можно понять, он же воевал с ними в 14-м году, да и вы тоже.

– Это точно. А ты сама, Мари, что думаешь о фрицах?

– Ну, скажем так, держатся они обходительно…

Официант ставит на стол две порции паштета. Девушка отвечала на его последний вопрос с некоторой опаской, и Франк это почувствовал. Мари Сенешаль хватает толстый ломоть хлеба и с жадностью смотрит на закуску. Франк наблюдает за ней. И заговаривает снова:

– А сама госпожа Озелло как относится к немцам?..

Мари Сенешаль медлит с ответом. Она улыбается и склоняет голову над тарелкой. Возникает пауза, и Франк нарочно ее не прерывает.

– Мне бы не стоило вам это говорить, но… у мадам не очень хорошо со здоровьем.

Значит, Бланш и правду сидит взаперти в своих покоях. Она действительно в «Ритце».

Подумать только, ведь даже он в конце концов стал в этом сомневаться. В душе – смешанные чувства – возбуждение и страх.

– Нехорошо со здоровьем – в каком смысле?

Он берет стоящий перед ним большой бокал, отпивает эльзасского вина. Возникает новая пауза.

Девушка чувствует, что надо что-то добавить, дать Франку еще немного информации, как бы доказать свою готовность быть ему полезной:

– Мадам очень раздражительна. Она почти не покидает спальни, иногда даже корчится от боли. Нам часто приходится менять ей простыни, у мадам бывает проливной пот. Но она отказывается обращаться к врачу.

– А что говорит Клод?

– Ничего! Месье Озелло, бедняжка, в растерянности. Он просил нас держать все в строгом секрете, но вас же это не касается, вы человек надежный.

– Спасибо, Мэри. Не волнуйся, информация дальше меня не пойдет.

– Надеюсь, она скоро поправится.

– Я тоже…

Франк Мейер думает о судорогах и вспоминает симптомы солдат, пристрастившихся к эфиру. Теперь он почти уверен. Это ломка после отмены морфия. И тут же мысль о Мари-Луизе Ритц: узнай Старуха о состоянии Бланш, она тут же воспользуется ситуацией, чтобы выставить ее из отеля.

Молодая горничная деликатно промокает рот салфеткой и только потом подносит к губам свой бокал белого вина. «Ритц» – школа хороших манер.

– У тебя есть новости от матери?

– Нет, она в Бретани, но почта до сих пор не работает. А как дела у ваших?

– Никаких вестей, я даже не знаю, где мой сын…

Франк с удивлением понимает, что сейчас он впервые заговорил о сыне: обычно он о нем не упоминает.

Девочка, наверно, и не знала, что у меня есть ребенок.

Мари Сенешаль действительно поражена и спрашивает, сколько ему лет.

– Жан-Жаку девятнадцать.

– Да мы ровесники! – восклицает она.

Франк молчит. Он вдруг понял, что никогда не приглашал в ресторан собственного сына.

4

12 сентября 1940 г.

Этот человек в любом помещении ведет себя, как режиссер. Саша Гитри минует дверь ресторана «Эглон». Он оценивает объем, размеры и дистанции, улавливает настроение собравшихся, проницательным взглядом схватывает общую атмосферу. Он надеется угадать даже то, что люди думают в глубине души. Вслушивается, вглядывается, проникает под кожу. Это его секрет. Швейцар узнает его и бросается со всех ног: кумир снова появился на людях. Гитри поднимает указательный палец и сжимает губы, что следует сразу же интерпретировать как нежелание звезды выступать в своем классическом амплуа. Сегодня вечером на знаменитом артисте и режиссере сшитый на заказ костюм-тройка из серой шерсти в косую клетку, двубортный пиджак с мягким «неаполитанским» плечом, белая рубашка с крахмальным воротничком и черным бархатным галстуком «лавальер». Темно-серая фетровая шляпа-борсалино чуть надвинута на лоб, как забрало рыцарского шлема. Гитри с его прямым носом, упитанными щеками пятидесятилетнего человека и цепким глазом напоминает полковника инженерных войск, прикидывающего, как бы получше расположиться. Барон бульварных развлекательных театров, некоронованный властелин парижских подмосток уже десять дней сочиняет новую пьесу, сидя в своем кабинете на авеню Элизе-Реклю – «Затворник Элизиума». Адрес оправдывает себя, как никогда.

Кто бы мог поверить, что этот мастер пера – еще и молодожен? Не далее, как летом, Женевьева де Серевиль стала мадам Гитри. Его четвертая супруга – молодая актриса: начинается четвертый акт жизни, целиком посвященной театру, только на этот раз первые сцены разворачиваются на фоне немецкой оккупации. К чему это все приведет?..

Франк Мейер наблюдает за давним другом так, как наблюдал бы за звездой балета, со смесью восхищения и легкого беспокойства.

Это Гитри выбрал местом их встречи ресторан «Эглон» на улице Берри. Франк терпеть не может это заведение: здесь все искусственно и претенциозно, от меню до багровых георгинов на каждом столе. Но немцам, пожалуй, такое нравится: сегодня вечером их здесь предостаточно, держатся чванливо.

А вот почему сюда ходит Гитри?

Метрдотель Эдмон узнал Франка Мейера, который, убивая время, сидит и теребит скатерть. Пузатый, невысокий, он пересекает зал, чтобы поприветствовать – возможно, слишком демонстративно – бармена отеля «Ритц».

– Говорят, вы закрыли бар? – спрашивает он сочувственно.

Но Франк догадывается: если что, тот первым попросится на его место.

– Всего на несколько дней. Строго между нами: отель готовится к приему важного гостя.

На этой неделе Франк уже раз десять рассказывал эту басню. Эдмонд реагирует, как все:

– О! Я понимаю…

Но кто сейчас что понимает…

– Полагаю, вы ждете месье Гитри, не так ли? Вот и он.

Франк улыбается, подтверждая догадку.

– Я бы не прочь отведать «Синюю птицу».

– Наш бармен задрожит, когда узнает, что этот коктейль – для вас.

– Месье Жан готовит его прекрасно. Передайте ему привет от меня.

Меню ресторана уже переведено на немецкий.

Да уж, быстро сориентировались на Елисейских полях, отличное деловое чутье.

Франк зарекся брать немецкие деликатесы – форель по-шварцвальдски и тушеную капусту с фуа-гра и белым зельцем.

– Ну что, вы меня уже проклинаете, дорогой Франк?

Голос громкий, раскатистый. Это Саша Гитри – лукавая улыбка, воплощение элегантности.

– Добрый вечер, Саша.

– Позвольте заметить, дорогой