Бармен отеля «Ритц» - Филипп Коллен

– Поставьте в известность его адъютанта и узнайте, в котором часу я смогу подняться к нему в апартаменты, – приказывает она Элмигеру.

И, не слушая его ответа, поворачивается к Франку.

– И раз уж вы здесь, Мейер, мне пришла в голову одна мысль. Вы пойдете со мной.

– К Герингу? Вы уверены, сударыня?

– Не стройте кисейную барышню! Отыщите мне в подвале хорошую бутылку шампанского. Какой-нибудь большой миллезим, с уникальной историей. Мы поднесем ему бутылку в качестве приветственного подарка, а вы расхвалите ее достоинства.

– Хорошо, сударыня.

– Вот и отлично. Я тоже вас порадую. Представьте себе, дорогой мой, наложенное на вас покаяние подошло к концу. Я разрешаю вам сегодня вечером вновь открыть бар. Команда возвращается на мостик, так что вызывайте Жоржа Шойера. Не теряйте времени. Да, и еще…

Да, подарки всегда приходится чем-то отрабатывать: Франк и сам бы удивился, если бы в этот раз обошлось.

– Господин Элмигер подумал, что вы могли бы изобрести новые рецепты. По случаю прибытия наших гостей. Как тонкий и лестный знак внимания, вы не считаете?

Франк поворачивается к Элмигеру.

Сконфуженный директор упорно отводит глаза.

– Речь о том, чтобы просто включить в меню несколько коктейлей, названных в честь немецких офицеров.

Франк на мгновение колеблется. Может, ответить ей, что коктейль SS Manhattan уже присутствует в меню с 1932 г.? Правда, он обязан названием не зловещей гитлеровской службе, а легендарному океанскому лайнеру!

– И нечего делать такое лицо, Мейер, – отрезает Вдова. – Да, кстати. Вы слышали что-нибудь о мадам Озелло?

– Говорят, что она болела, теперь выздоравливает и еще довольно слаба. События последних месяцев, видимо, сильно ее пошатнули.

– Пошатнули? Бланш Озелло? Да она кремень!

Вдова оборачивается к Элмигеру.

– Что говорят горничные, Ганс?

– У них нет доступа в апартаменты.

– Как это понимать?! – Мари-Луиза побелела от злости.

– Супруги Озелло отказались от уборки номера.

– Отказались? Это неслыханно! Что это значит?

Элмигер только воздевает руки к небу.

– Видимо, убирают сами, – робко предполагает Франк.

– Что за чушь вы несете, Мейер! – шипит Вдова, прежде чем повернуться к двум швейцарцам. – Наверняка им кто-то тайно помогает. Найдите способ туда проникнуть, черт возьми! Я хочу знать, что она кроит у меня за спиной.

Держи спину прямо, Франк, сохраняй спокойствие.

А вот если бы пришлось выбирать между Герингом и вдовой Ритц, кого бы он предпочел? Так сразу и не решишь.

8

Одно дело – представлять себе политика по фотографиям в газетах или кадрам кинохроники, и совсем другое – увидеть его во плоти.

Особенно когда этой плоти на нем так много!

Внешний вид Германа Геринга совершенно не соответствует установившейся репутации Великого Воина и Охотника. Он больше похож на немолодого, потрепанного жизнью франта: на нем шелковое муслиновое кимоно, лавандово-сиреневые брюки и кожаные шлепанцы с какими-то подблескивающими камнями. Лицо оплывшее, щеки свисают, как перебродившее тесто. Кожа замазана тональным кремом, сильно разит «Герленом» с каким-то экзотическим запахом. «Я – человек эпохи Возрождения», – провозгласил рейхсмаршал, тыча пальцем в зеленое лакированное трюмо, установленное по его приказу в апартаментах. Этот апологет нацистского мужества любит наносить макияж, сидя перед двустворчатым зеркалом.

Эта деталь наверняка позабавит Жоржа. И Бланш.

Но как бы то ни было, а в этом заставленном вещами номере-люксе Франк Мейер чувствует себя неловко и с трудом ориентируется.

Как и запланировано, откупорили бутылку шампанского. «Вдова Клико» 1913 г.: точно такое же подавали на серебряном юбилее императора Вильгельма II – двадцатипятилетии его восшествия на престол. Безумный раритет.

Рейхсмаршал польщен, Мари-Луиза в восторге. В гостиную осторожно входит плотный щекастый мужчина в квадратных очках. Геринг представил его как своего арт-дилера Карла Хаберштока. Коренастый немец вызван, чтобы осмотреть часы, доставленные Мари-Луизой, и дать экспертное заключение. Пока Вдова разворачивает упаковку, Франк наблюдает за Герингом. Заплывшие глазки впились в золоченный металлический корпус, которые украшает старинная ваза над циферблатом. Вот уж настоящий боров. Хабершток кивает, одобрительно выпячивает челюсть и подтверждает: вещь исключительно ценная.

– Истинная жемчужина часового искусства восемнадцатого века.

Геринг проводит пальцем по розовым фарфоровым плакеткам с изображением цифр и просит предложить ему цену.

– Это невозможно, – отвечает Мари-Луиза. – Часы – часть коллекции Версальского замка, то есть являются собственностью государства.

Геринг ухмыляется:

– А разве французское государство не нуждается в деньгах?

– Я узнаю у нашего директора или его заместителя, господина Зюсса, – обещает Мари-Луиза.

Едва упомянуто имя виконта, как Геринг спрашивает, не будет ли она возражать, если заместитель директора поможет его эксперту в поисках произведений искусства, которые можно приобрести в Париже. Мари-Луиза тут же идет в атаку. Она искала слабое место, чтобы продвинуть свои пешки, и вот брешь найдена.

– В обмен на услуги господина Зюсса, – осторожно начинает она, – могу ли я попросить вас ограничиться принятием одной ванны в день?

Франк и Карл Хабершток синхронно делают шаг назад. Рейхсмаршал сидит, онемев. Поерзав в шезлонге, он взмахом руки отсылает арт-дилера и наконец встает. Выпрямляется, откидывает все тело назад и встает перед ними гордо, как паладин.

– Действительно, до меня доходили слухи…

Он не заканчивает фразу, он смотрит на хозяйку отеля так, словно пытается прочесть ее мысли.

Франк наблюдает за ними: два хищника молча оценивают друг друга. Самообладание Вдовы поистине вызывает восхищение. Взгляд Геринга пробирает до глубины души, но она не опускает глаза. Молчание длится несколько секунд. Геринг встает, делает несколько шагов, затем четко и спокойно, почти ласково спрашивает ее, ведома ли ей радость мести. В точку! Вдова как будто сбита с толку. Неужели Геринг, этот намазанный гримом людоед, еще и умеет видеть людей насквозь? Или выпад сделан наугад? Мари-Луиза берет себя в руки:

– Знаете ли, в моем возрасте человек обычно много чего изведал…

Рейхсмаршал хитро улыбается и снова устраивает свое слоновье тело на бархатной козетке. Теперь, когда его восковое лицо обращено к потолку, а руки скрещены на вздутом животе, он похож на средневековое надгробие.

– Гитлер – спаситель! – вещает он, опуская веки и резко повышая голос. – Сегодняшний день явил тому новое доказательство. Левацкая мразь, евреи и нигилисты повержены в прах. Но в отношении униженного врага следует сохранять максимальную бдительность, вы согласны?

Он продолжает, как бы обращаясь к самому себе:

– Для достижения окончательной победы враг должен быть полностью уничтожен! Вот непременное условие, при котором Третий рейх пройдет сквозь тысячелетия!

Людоед замолкает, его звериное дыхание становится ровнее. Гости не знают, как поступить. Может быть, Геринг задремал? Франк смотрит себе под ноги, под ботинками – шкура бенгальского тигра, подстреленного Великим