Бармен отеля «Ритц» - Филипп Коллен

– Простите, но такое соседство…

– Понимаю, – говорит Гитри, мельком взглянув на столики немецких солдат. – А вот я в восторге! Каждый – ни дать ни взять – телячья голова с картошкой!

Драматург все так же обаятелен и лукав. Вечная и неодолимая потребность искрить и красоваться, как спасение от пропасти. Их беседы всегда начинаются с пол-оборота, они мнимо-легковесны и полны взаимной пикировки.

– Представьте, сегодня утром, – продолжает Гитри, – мне вспомнилось, как удачно пошутил на пороге смерти Шамфор[5]. Он не хотел получать последнее причастие и шепнул одному из своих друзей: «Лучше я сделаю вид, что не умер!» Ловко придумано, правда?

Франк гадает, к чему это сказано, и вдруг до него доходит.

Сделать вид, что не умер.

– Дайте-ка мне бокал Поль Роже! Как вы знаете, Уинстон Черчилль беспрестанно повторяет, что это шампанское ему – награда при победе и поддержка в поражении. Типичная шутка любителя выпить.

Франк поднимает и свой бокал.

– С вами невозможно хандрить, Саша. Спасибо.

– Тем лучше! Чем я могу быть вам полезен?

За последние дни Франк сто раз задавался вопросом, как подойти к щекотливой теме. В последний момент он выбирает прямой путь:

– На самом деле, дело, о котором я хочу вас попросить, довольно несложное. Необычно лишь то, что я теперь прошу вас о нем как о личной услуге. Я хотел бы, насколько это возможно, чтобы вы иногда заглядывали в бар отеля «Ритц».

– Ну что ж… если вы в этом заинтересованы?

– В какой-то мере да. В настоящий момент мы закрыты, но открытие ожидается довольно скоро. Вдова вернулась к родным пенатам.

– Да что вы говорите?!

При этой новости у Гитри загораются глаза.

– Вот-вот. Мамаша Ритц намерена возобновить у себя парижские «суаре», с их остроумием и элегантностью. И в этом смысле она рассчитывает на вас. Если бы вы смогли вернуться и привести с собой Кокто, Лифаря или Арлетти, это будет просто идеально. И мы все сделаем вид, что не умерли…

Гитри с восторгом воспринимает возвращение собственной остроты. Он поднимает бокал.

– Вашими устами глаголет истина, дорогой Франк. В этих словах слились доводы сердца и рассудка. Выпьем за мое возвращение на Вандомскую площадь. Не сомневаюсь, там найдутся чертовски любопытные типажи! Они станут объектом моего изучения.

– Вам не придется скучать. Нас там даже ждет приезд одного настоящего монстра.

– О! Это не тот ли плотный господин в бренчащем наградами мундире? – спрашивает Гитри, и его взор горит азартом.

Два часа спустя Франк Мейер покидает «Эглон» с полным желудком, ясным умом и горечью в сердце.

5

28 сентября 1940 г.

Вот уже больше месяца Франк – жрец опустевшего храма, гнетущая тишина для него пытка. Он почти жалеет, что исчезли фрицы с их галдежом. Он надеялся, что Старая карга, которую он обнадежил возвращением Гитри, быстро откроет двери бара, но – нет, ничего подобного.

Сколько денег упущено, в голове не укладывается.

– Как думаете, мы долго еще будем стоять закрытыми, мсье Мейер?

Эти пустые часы Франк использует для обучения Лучано, которому еще надо придать необходимый блеск. Когда так кисло на душе, придумывать новые рецепты невозможно, но можно зубрить классику.

– Понятия не имею, сынок. Вот завтра увижу Элмигера – и станет яснее. А пока – давай за учебу. Рецепт American Beauty? Я тебя слушаю.

– Сначала берем большой шейкер, – декламирует Лучано. – Вливаем кофейную ложку мятного ликера крем-де-мент и добавляем ложку гренадина. Затем добавляем свежевыжатый сок апельсина, полстакана французского вермута и полстакана бренди. Заполняем шейкер колотым льдом и с силой встряхиваем.

– Переливаем смесь в охлажденный стакан и украшаем сезонными фруктами. Все верно?

– Нет, не все. Сосредоточься. Чего-то не хватает. Секретный ингредиент.

– Ах, да! Изюминка от месье Мейера! Капнуть сверху красного портвейна.

– Так. И подавать с соломинкой и ложкой.

– Конечно.

– Теперь рецепт Blue Bird.

– Blue Bird! Наливаю в шейкер полстакана джина, кофейную ложку кюрасао и… Вроде бы стучат в дверь, мсье.

Франк тоже слышал. Хотя час уже поздний.

– Пожалуйста, откройте!

Стук раздается снова, и вдруг он узнает приглушенный голос за дверью.

– Пожалуйста, Франк. Это я.

Бармен за стойкой словно окаменел. Мальчик возбужденно мигает.

– Лучано, – выдыхает наконец Франк, сбросив оцепенение, – убегай через заднюю дверь, давай, живо.

– Понял, мсье.

Не забыть завтра напомнить ему, что он ничего не слышал.

Бланш за дверью уже теряет терпение.

– Откройте же, черт возьми!

Франк делает глубокий вдох.

Не дай ей заморочить тебе голову, держи дистанцию.

– Да-да, входите скорее, – говорит он, открывая дверь.

Он впускает ее, закрывает дверь на засов и осматривает гостью. Из-под шелкового платка, которым она повязала голову, видны темные круги под глазами, измученное лицо, Бланш едва держится на ногах. За прошедший год она сильно похудела, но, когда их взгляды, наконец, встречаются, Франк понимает, что совершенно на нее не в обиде.

6

– Задерните шторы, приглушите свет и дайте двойной сухой мартини, – шепотом произносит этот призрак жены директора.

Бланш уже направляется к стойке.

– Кто-нибудь видел, как вы сюда спускались?

– Нет, конечно же, нет! Франк, прошу вас, налейте нам выпить…

У бармена вспотели ладони.

Она уже командует! Он знает, что она несет ему одни неприятности.

Он знает, что ее надо выставить из бара, – и знает, что не способен на это.

– С кем вы разговаривали? – спрашивает она.

– С Лучано, моим учеником.

Она затравленно оглядывается. Франк успокаивает ее: они здесь одни, с ними лишь воспоминания и то скорбное ожесточение, что читается в глазах у Бланш. Или недоверие к нему? Его рука уже берется за бутылку «Бифитера».

– Франк, пожалуйста, посмотрите на меня.

И тогда он читает в ее глазах – страх.

– Кто в отеле, кроме вас и Клода, знает, что я еврейка?

– Никто…

– А человек из посольства, который нам помогал?

– Он переведен в Лондон два года назад.

Ни малейшего сомнения: о махинации с паспортом знают только он и Клод. Но это, похоже, не успокаивает Бланш Озелло.

– Вы знаете, что евреи должны проходить обязательную регистрацию? Вчера фрицы издали указ, по которому до конца октября все евреи должны встать на учет в комиссариатах полиции своего округа.

В газетах об этом не было ни слова: писали только о разгроме флота генерала де Голля под Дакаром и о воздушных боях между Германией и Англией.

– Но зачем это нужно? – беспокоится Франк.

– Они хотят