Под красно-золотым знаменем. Осада Балера - Сатурнино Мартин Сересо

Установив на место наше орудие и хорошенько заткнув уши, мы выбрали самый длинный ствол бамбука из имевшихся в наличии, привязали к нему фитиль, осторожно подожгли его, отошли как можно дальше, а затем, к нашему удивлению, прогремел оглушительный выстрел! Результат был похож на удар мощного тарана – отдача была такой силы, что пушка, как снаряд, вылетела из амбразуры и врезалась в противоположную стену, находившуюся примерно в восьми футах, все здание задрожало.

«Огонь, огонь!», закричали повстанцы; «подождите и у нас будет пушка!»

Среди многочисленных сообщений, которые мы получали почти каждый день, уместно упомянуть одно, которое нам принесли два испанца. Одного из них узнал кто-то из солдат, принадлежавших к отряду Моты. «Он, – сказали они нам, – был капралом в Guardia Civil и командовал постом в Карранглане. Мы видели его там, когда проходили там в сентябре по пути в Балер».

Слуга моего товарища Алонсо, Хайме Калдентей, добавил, что этот человек был его земляком и другом с Майорки. С ним пришел другой человек, очень высокий, которого называли «знаменосцем». Майоркиец, вероятно, не имел полного доверия противника и поэтому его не послали в одиночку, чтобы избежать возможных неожиданностей. Алонсо приказал Хайме, чтобы тот, говорящий на майорском диалекте, предложил «знаменосцу» присоединится к нам, уверив его, что у нас в изобилии различные запасы и средства обороны.

Слуга повиновался; но тот, делая вид, что не понимает диалекта Майорки, громким голосом ответил, что у него есть родители, братья и большая любовь к своей стране; что он не оставил надежды увидеть их и что абсолютно уверен, что если мы будем продолжать обороняться, то все погибнем, потому что все войска полуострова (имеется в виду Иберийский полуостров – прим. переводчика) уже сдались, о нас забыли и мы не сможем получить помощь.

Услышав эти слова, я не смог сдержаться и сказал ему сердито: «Ты как раз тот, о ком забыли и теперь вон отсюда.» Возможно, мне следовало бы промолчать, но я оставляю за собой право судить, достаточно ли он сказал, чтобы вызвать мое негодование, хотя эти слова могли быть только пустым звуком или же они предназначались для ушей солдат.

31-го Вильякорта снова написал нам, заявив, что, если на следующий день (1 августа) мы не сдадимся, он прибегнет к пушечному обстрелу и сравняет наше убежище с землей, не пожалев никого. Вероятно они получили несколько пушек, но вскоре мы обнаружили, что они, скорее всего, были того же типа, что и у нас.

Излишне говорить, что им удалось нанести значительный ущерб стенам церкви. Этот факт вполне может послужить комментарием для тех, кто утверждал, не имея нужной информации, что церковь Балера не подвергалась серьезным атакам, которым мы должны были противостоять.

Угрозы Вильякорты оказались правдой. В ту же ночь, точно в двенадцать часов, с трех сторон одновременно, с юга, востока и запада, зазвучала канонада; хотя, к счастью, на этот повреждения ограничились дверьми и крышей. Двери не были разбиты, но связки одеял, которые мы использовали для их защиты, разлетелись в разные стороны, открывая свободный проход для ядер и картечи, которые со всех сторон обрушивались на двери. Ущерб, нанесенный крыше, оставил нас почти полностью беззащитными от капризов погоды.

3 августа дезертировал еще один человек – слуга Хайме сбежал, прихватив свое оружие, боеприпасы и снаряжение. Он совершил это, будучи часовым у окна справа от алтаря, через которое он выпрыгнул наружу. По нашему предположению он дезертировал из-за выговора, который недавно получил от Алонсо, заметившего его за игрой в карты. Возможно, в этом и была причина, но вполне вероятно, что он задумал эту идею еще во время разговора с земляком с Майорки.

Этот случай вполне мог стать причиной катастрофы. У Алонсо были подозрения, что враг сможет легко поджечь церковь с северной стороны, где на стене был только один часовой, и он был настолько неосторожен, что поделился этим мнением с другими. Поэтому это стало частой темой разговора между нами. Его бесчестный слуга, как вскоре выяснилось, не забыл сообщить об этом тому, кто мог бы использовать эту информацию.

Результат этого не заставил себя долго ждать – уже через четыре дня было совершено нападение на северную стену. Враг расчитывал застать нас врасплох и прихватил с собой все необходимое для поджога здания. Стрельба по северной стороне церкви резко услилась, в то время как группа противника поднимала лестницу, чтобы перебраться через стену. Их успех стал бы началом нашего конца. К счастью, они поставили лестницу рядом с местом, где стоял часовой. Раздался сигнал тревоги. Примчавшись к месту тревоги, мы вступили в быстротечный рукопашный бой, в котором, к нашему немалому удивлению, враг продемонстрировал яростное упорство. Видя непрекращающееся упорство врага и слишком затянувшуюсяся схватку, мы решили прибегнуть к хитрости.

Горнист получил приказ подать сигнал к атаке. Лейтенант Алонсо, чей голос заглушил шум боя, скомандовал: «К дому Эрнандеса» (один из укрепленных домов) и затем, открыв беглый огонь, нам удалось настолько запугать мятежников, что те ударились за бегство в такой спешке, что некоторые из них бросались вниз прямо с верхушки лестницы, бросив ее и оставив после себя ветошь и нефть, которые они приготовили для поджога.

Атака была отбита, но пушечный и винтовочный огонь из окопов противника продолжался. Нам досталась их лестница, но, поскольку мы не могли покинуть церковь, чтобы забрать ее, то ничего не оставалось, кроме как надежно подвесить ее на балке крыши, чтобы они не могли ни использовать ее, ни унести с собой. 15-го сентября, в день Успения Пресвятой Богородицы, рядовой Педро Планас Басаганьяс был ранен. 20-го Вильякорта попросил нас о короткой встрече, отправив к нам священника из Касигурана, брата Хуана Лопеса Гильена, за которым в скором времени последовал другой священик того же прихода, монах Феликс Минайя.

Оба этих священника делали все возможное, чтобы склонить нас к сдаче, не добавляя никаких новых аргументов к тем, которые мы уже слышали так часто, но усиливая их всеми красками, которые только позволяло их красноречие. Успехом их призывы не увенчались, но Лас Моренас согласился позволить им остаться с нами. Я не знаю мотивов, побудивших его принять это решение, но считал, что кроме их капризов, из-за нехватки пайков в нашем распоряжении мы были не в состоянии кормить эти лишние и бесполезные рты.

Эти два священника оставались с нами до капитуляции. После того, как последний был заключен, тагалоги сказали, что